Книга Система Ада - Павел Кузьменко

Пещерный кабинет — а чем-либо иным назвать это помещение было трудно оказался обставлен настоящей мебелью. В одном углу — фанерный буфет, видимо, собранный здесь же. Размером он намного превышал дверное отверстие. В другом углу на каменном возвышении — небольшой несгораемый шкаф. В кабинете также имелось несколько разномастных стульев.

Но больше всего внимания к себе привлекали два предмета. Любимые народом фильмы, регулярно повторяющиеся по телевидению, не позволяли Мише, Саше и Кате забыть недавнее прошлое, которого они почти не знали, и поэтому они его помнили. Знамя и портрет вождя — алтарный крест и «Пантократор».

Знамя было, как ему и полагается, на флагштоке с медным резным наконечником, с гвардейской бахромой и развернуто во всю красу. Только было оно, насколько позволяло видеть керосиновое освещение, грязно-белого цвета с чуть более ярким белым контурным кругом посредине. Впечатление создавалось такое, будто солнышко японского национального флага затмилось каким-то бельмом. Портрет, впрочем, был обыкновенным — хромолитография в рамочке, повешенная на здоровенный крюк: «Ленин чего-то пишет».

На столе перед синеоколышным в живописном порядке имелись: керосиновая лампа, полевой телефон с крутящейся ручкой, раскрытый иллюстрированный журнал с нецветными фотографиями, бутылка водки со старинной наклейкой с остатком жидкости на донышке, стакан и банка консервов австралийской тушенки — такую они уже здесь видели.

Экспозиция со взаимным разглядыванием длилась довольно долго. Капитан-хорек был пьян.

Наконец Мотя выключил и убрал фонарь в карман, выглянул из-за рюкзака Михаила и, показав кулак, выкрикнул:

— Кзотова будь готов!

Катя привычно вздрогнула. Капитан склонил туловище вправо, разглядывая своего солдата, показал ответно слабый кулачок, набрал воздуха для приветствия и икнул.

Потом он, видимо, почувствовал, что даже социал-предателям или кому там с поднятыми руками над головой и одновременно с рюкзаками за спиной стоять тяжело. Он милостиво махнул ладошкой.

— Эти… обагренные… опустить. И снимите… эти свои… контл… контв… релюционные мешки.

Ребята облегченно сняли рюкзаки, а Катя сразу же села на свой.

Глаза хорька возмущенно округлились:

— Встать, дудковское отродье!

Мотя сзади щелкнул оружием, и Катя испуганно вскочила. Мини-инцидент закончился, и доклад потек мутным потоком.

Солдат изогнулся из-за спины Шмидта, офицер тоже изогнулся соответственно. Шмидт стоял прямо и им не помогал.

— Товарищ рулевой особого отдела! — Мотя говорил без запиночки. Сегодня мною, юным впередсмотрящим часовым Мотовиловым, на тридцать пятом участке особой территории задержаны трое матерых шпионов оголтелого дудковского империализма, с циничной наглостью вторгшихся за надежно охраняемые нерушимые рубежи нашей необъятной родины, чтобы нарушить мирный труд зотовских тружеников во время горячей поры социалистического соревнования…

Катя осторожно нашла Сашину руку и уцепилась за нее. Она ничего не понимала, и ей становилось все страшнее.

— …наглое вторжение не останется безнаказанным. Ведомые светочем великого вождя и руководителя товарища Зотова, мы грудью встанем…

Товарищ рулевой особого отдела хлопал ресницами и время от времени тихо икал, вздрагивая погонами. При упоминании о товарище Зотове, местном авторитете, о чем нетрудно было догадаться, он оглянулся на портрет Ленина и снова икнул, на этот раз прикрыв рот ладонью.

— Неугомонный враг вновь и вновь засылает к нам своих матерых выкормышей дудковских спецслужб. Но наш народ единым фронтом…

Мише очень хотелось обернуться и стукнуть впередсмотрящего часового Мотовилова по верхней плате, чтобы переключить его на другую программу. Может, там музыку передают. Видимо, тоже уставший рулевой особого отдела, не меняя позы и не переставая икать, нащупал бутылку, вылил остатки в стакан и отклонил корпус так, чтобы солдат из-за Шмидта его не видел.

— …наглые провокаторы при задержании оказали яростное сопротивление, — Мотовилов, потеряв из виду начальника, отклонился в ту же сторону, — и отступили, понеся тяжелые потери в живой силе и технике…

Начальник с прилепленным к губе стаканом мгновенно отклонился обратно. Мотовилов повторил движение. Так они сделали несколько раз, пока чекист, давясь и морщась, все-таки не влил в себя необходимую жидкость.

— В то время, как мирные…

Неожиданно рот Михаила открылся, и от его истошного вопля последний глоток пошел начальнику не в то горло.

— Заткнись!!!

Начальник поперхнулся, а Мотя и в самом деле заткнулся, забыв про свой автомат.

В тишине некоторое время раздавалась только Одержанная икота. Потом капитан по-крокодильи Расставил передние лапы, уперся, чтобы встать, раздумал, посмотрел в пустую тушеночную банку, понюхал.

Далее на глаза капитану или рулевому особого отдела попался телефон. Создавалось впечатление, что этот человек живет условными рефлексами: видишь стакан — пей из него, видишь телефон — звони. Он подвинул аппарат к себе поближе, покрутил ручки и снял трубку. Сосредоточенно сдвинул бровки, еще покрутил, поморщился, еще покрутил. Связи не было. Мертвый связист на линии должно быть зажевал оборванный кабель.

Рулевой полез в карман кителя, вытащил папиросу, прикурил над керосиновой лампой. К сложным запахам грота-кабинета прибавился запах отвратительного табака.

— Ты это… как тебя… впередсмотрящий…

— Впередсмотрящий Мотовилов! — радостно выкрикнул Мотя из-за плеча Шмидта.

— Вот именно… Давай в штаб семимильными шагами трудовой поступью, как эта… как завещал великий Зотов, как учит… великий Зотов.

— А коварные происки?

— Ты давай, давай… Там должен быть… нести боевую вахту рулевой Чуканов, и пусть конвой… к адмиралу особого отдела Кукареке, то есть… А я тут, невзирая… В общем… Ты понял?

— Дело Зотова живет и побеждает!

Мотя исчез за дверью. Капитан-рулевой встал, открыл сейф с торчащими в замке ключами, положил внутрь журнал, должно быть, страшно давний «Огонек» с фотографией фигуристки в полете на обложке, когда-то, наверное, страшно эротичной. Зачем-то убрал туда же пустую бутылку и пустую консервную банку. Достал из сейфа лист бумаги, огрызок карандаша и огромный революционный «маузер».

— Ну!

Худосочный маленький рулевой встал из-за стола и грозно потряс настоящим оружием. При этом выяснилось, что кроме кителя, фуражки и сапог на военнослужащем имеются только синие сатиновые семейные трусы до колен. Ребята перед лицом такой забавной смерти не могли не усмехнуться.

— Ну! — повторил рулевой. — Будем сдергивать маску империалистической усмешки или признаваться в содеянном?

— Простите, мы… — призналась Катя.

— Молчать! Заткнуть свою лживую пропага… — далее звук сильной икоты… иду.