Книга Помор - Валерий Большаков

— Рекомендую! — набросился на него владелец магазина. — От-тличная «железка»! Всю войну с ним прошёл, а после с индейцами воевал, на бизонов охотился… Убойная вещь! Свинцовая пуля у «генри» весит двести шестнадцать гранов, а у «спенсера» — все триста шестьдесят![67] Оставляет по себе такую дыру, что никакому хирургу не заштопать. Всадника сносит с лошади! Пуля 44-го калибра пробивает сосновый брус семи-девяти дюймов толщины, а «спенсер» прошьёт салун… вон тот хотя бы, что напротив, от стены до стены!

Туренин издал душераздирающий вздох.

— Могу предложить запасные обоймы для «спенсера», — вкрадчиво сказал продавец, доставая из-под прилавка какую-то трубку. — Перезарядите одним махом![68]

Князь подумал-подумал, запустил руку в потайной кармашек и вынул-таки заветные соверены, сложил стопочкой на прилавке.

— Этого должно хватить, — мрачно сказал он.

Продавец с поклоном передал ему и «спенсер», и трубку, и патронную сумку «Блэксли» — деревянный ящичек, обтянутый кожей, куда можно было сунуть хоть десяток запасных обойм.

Выйдя на улицу, Туренин не сдержался.

— До чего же ужасно быть нищим! — процедил он.

Чуга усмехнулся, закидывая «генри» на плечо дулом вниз, и подбросил на ладони последнюю золотую монету в пять долларов.

— Ужас не в том, что люди впадают в нищету, — сказал помор, — а в том, что они не желают из неё выбираться.

— А если я не могу, допустим? — с вызовом спросил князь.

— А ты через «не могу»! Айда в салун…

Выбирая заведение поприличней, они завернули в ресторацию «Бон-тон». За распахнутыми дверями висели ещё одни — качавшиеся створки, названные из-за подобия «крыльями летучей мыши». Толкнув их, Фёдор переступил порог салуна и огляделся. Трактир как трактир… Справа стойка барная тянулась, за нею — полки, бутылками заставленные. Слева — столики. Пол опилками присыпан — ежели вымести их вместе с плевками да накапавшей кровью, вроде как чистота образуется…

Народу в салуне хватало — заезжих ковбоев, речников, переселенцев, фермеров, неясных личностей уголовной наружности.

— Моя очередь! — объявил Туренин и заказал мяса с бобами.

Устроились друзья к окошку поближе, чтобы и жизнь городскую наблюдать, и за тем, что в салуне деется, присматривать.

Оставив ружьё у стены, Фёдор с довольным стенанием развалился на скрипучем стуле. Лепота!

Вертлявая официанточка выставила на их столик блюдо с пахучим жарким и графинчик с виски.

— Ирландское, — сказал князь со знанием дела. — Понюхай! Пахнет торфяными болотами.

— Ряской тянет, — поморщился Чуга. — Ну, поехали!

Чокнувшись, они опрокинули по стопочке «огненной воды». Хорошо пошло!

Благодушествуя, Фёдор откинулся на спинку стула. Пил он редко, по большим праздникам, но сегодня больно уж сильное желание возымел «обмыть» покупки.

Подняв глаза, Чуга заметил мужичка в сером плащике и в котелке того же цвета, суетливо спускавшегося по лестнице, ведущей в номера. За ним ступал худощавый парень в непременной ковбойской шляпе, в затасканных джинсах и чёрной жилетке поверх рубашки в клеточку. Лицо у молодчика было узким, острым, как топор, а губы до того тонкими, что они больше подразумевались, чем наличествовали. На тощих чреслах непонятным образом болтался оружейный пояс — из кобуры, подвешенной слева, выглядывал револьвер, рукояткой вперёд. Ещё один торчал у худого за поясом.

Серый сразу вышмышгнул за дверь, а остролицый направился к столику Туренина и Чуги. Шагал он спокойно и уверенно, безо всякой опаски. Безгубый рот кривила нагловатая ухмылочка.

Напоровшись на холодный взгляд Фёдора, молодчик глумливо усмехнулся. Не сводя глаз с Чуги, он проговорил, растягивая слова на южный манер:

— Чегой-то я тебя тут раньше не видал.

Помор молча подобрал с тарелки последний аппетитный кусочек и сунул его в рот. Крылья хрящеватого носа у худого дрогнули.

— Я тебя спрашиваю! — повысил он голос.

Фёдор равнодушно глянул на него, прекрасно понимая, как того бесит его деланое безразличие. Князь с интересом следил за развитием событий.

— Тебе чего, мужик? — осведомился Чуга.

— Я хочу, чтобы ты валил отсюда!

— А мне наплевать, — медленно проговорил Фёдор, — чего ты хочешь.

— Вам, молодой человек, морду давно били? — весело поинтересовался Туренин. — Хотите освежить впечатления? Так это мы мигом!

Тонкие губы молодчика растянулись в подобии улыбки, открывая щербатые зубы.

— Вы? — фыркнул он. — Мне?! — и гордо представился: — Я — Добан Мейси!

— Нет, ну ты посмотри! — делано восхитился князь. — Сам признался!

— Ни стыда ни совести у человека, — вздохнул Фёдор, неодобрительно качая головой.

— Ага! Так и сказал — я, говорит, тот самый Добан. И не покраснел даже!

Заметно было, что Мейси чуток растерялся. И ещё Чуга углядел, как занервничали посетители, — одни поспешно уходили вон, другие жались к стенам. Видать, знали, чем обычно заканчиваются подобные перепалки. Решив подстраховаться, Фёдор отстегнул ремешок, привязывавший револьвер через скобу, чтобы тот не вывалился ненароком, положил пальцы на рукоятку…

И когда правая рука Добана метнулась к кобуре, пуля, выпущенная из «смит-вессона», расщепила столешницу и впилась Мейси в грудь.

Добана, уже выхватившего облупленный «кольт», отбросило спиною на крашеный столб, поддерживавший потолок. Скалясь от натуги, Мейси вскинул оружие. Грянули выстрелы, но пули уходили в опилки. Всхлипывая от ужаса, Добан сполз по столбу на пол и выстелился, разбросав руки.

В ту же секунду Туренин выскочил из-за стола, направляя свой «адамс» в сторону лестницы. Грохнуло, заволокло дымом, но мужичок с «винчестером», пробегавший мимо дверей номеров на втором этаже, лишь голову в плечи втянул и выстрелил в ответ, три раза подряд, да всё мимо. Зато Чуга промаху не дал — мужичок дёрнулся, роняя винтовку, и кувыркнулся вниз, проламывая хлипкую балюстраду.

Отбросив стул, Фёдор отступил к стене, левой рукою подхватывая «генри». Сунув револьвер в кобуру, он вооружился винтовкой.

Очень скоро она ему понадобилась — в салун ворвались двое с «кольтами» в мускулистых руках. Один, лохматый, чью пышную шевелюру едва покрывал мятый «стетсон», а рубашка, расстёгнутая до пупа, обнажала курчавую растительность на груди, присел и выстрелил прямо с порога, выцеливая Туренина. Другой, длинный как жердь, с круглой, обритой наголо головой, решил извести Чугу, обеими руками вскидывая потёртый «кольт». Пуля прозудела так близко от щеки, что помор ощутил лёгкий ожог.