Книга Наощупь - Юлия Резник

— Господи, как уже поздно! Что я скажу Демиду?

— Почему ты обязана что-то ему говорить?

— Да он же мне телефон оборвал! — одной рукой натягиваю на себя платье, второй — подношу к уху трубку.

— Дёмка, привет! Ты чего звонил, милый?

Слушаю бурчание сына, который меня потерял, и наблюдаю за Степаном. Как он плавно встает с кровати, как под смуглой, опаленной солнцем кожей перекатываются его мощные мышцы. Перевожу взгляд на член, который до конца не опал, и невольно облизываю губы. Он так много мне дал сегодня! Я даже бледной тени подобного не испытывала за все тридцать семь лет свой жизни. Но… Существовало большое «но»! Даже этого с ним мне было мало. Меня охватила тоска. Словно я поставила не на то и проиграла. Словно я могла сорвать джек-пот, а выиграла пару сотен. Вроде бы, не в накладе, но все не то…

— Стёпочка, мне нужно бежать…

— Беги, раз такое дело.

В его словах нет упрека. Но чувствую я себя хуже некуда. Как будто воспользовалась им. Дурацкое ощущение, ведь мы оба получили то, что хотели. И это было прекрасно. Это было настолько прекрасно, что ему не могло не понравиться. Веду рукой по щеке, целую чуть выше места, где бьется сердце. Чувствую его размеренные удары и вспоминаю, как мы с ним дышали в унисон — и не было понятно, где заканчивается он и начинаюсь я.

— Позвонишь? — спрашиваю напоследок.

— Позвоню, — улыбается он, — будь осторожна, Таня. — Целует меня в лоб и осторожно подталкивает к двери.

Сегодня душная ночь. Завожу двигатель, включаю климат-контроль. На моем телефоне не только пропущенный от сына. Почему-то я всем очень резко понадобилась. Только успеваю об этом подумать, как телефон снова звонит. Голубкин. Плавно трогаюсь, включаю динамик.

— Алло, — вкладываю в свой голос как можно больше равнодушия. А сердце все равно замирает.

— Тааанюша, привеет!

По тому, как мой будущий бывший муж растягивает слова, я понимаю, что он явно выпил.

— Привет. Ты что-то хотел?

— Угу! Сидим вот с Михалычем… Помнишь Михалыча? Вспоминаем, как отдыхали в горах! Костер! Палатки… ромааантика! Там еще Дёньку какая-то гадость укусила. Вот он орал!

Я притормаживаю у обочины и, вмиг утратив все силы, опускаю голову на сложенные на руле руки. Зачем он это делает? Боже… Зачем он снова вовлекает меня в игру под названием «отрезание хвоста по кусочкам»? Мы ведь это уже проходили… И слезливые, давящие на жалость sms-ки, и фальшивые признания в любви… И больные полные раскаянья глаза, которым я поначалу верила. Что, да… Вот этот раз точно последний. И долгие ремиссии в отношениях, когда казалось, мы абсолютно счастливы, а потом опять узнавала, что — нет… И задыхалась в отчаянье.

— Я все помню, Саша. Это все?

— Нет. Нет… Танюх, слушай… Ты не злись на меня, ладно? Я тебя ведь люблю… — Закусываю костяшку на большом пальце, чтобы не завыть в голос, — ты ведь мать моих детей! Я в тебя корнями пророс!

— К чему эта лирика, Саша? — шепчу, едва находя в себе силы.

— А почему бы и нет?

— Ты выпил, Сашка. Мелешь всякую чепуху. Закругляйся ты там уже. Это я твои загулы терпела, а молодая… Даст тебе пинка под ср*ку и правильно сделает.

Отбиваю вызов и чувствую, как мою освобождённую душу вновь до краев заполняет тоска.

Глава 13

В ту ночь сны мне не снились. Я спокойно спала аж до самого утра. Бессонница отступила, что было довольно странно, учитывая мое психологическое состояние и тот хаос, в который превратилась моя жизнь.

Я встала с кровати, умылась, надела халат и пошла в кухню готовить завтрак. Сегодня мне предстояла встреча с недобросовестным поставщиком, который почему-то решил, что может мне подсовывать некачественный товар. Флористы давно уже жаловались, что цветы с этих поставок несвежие, да я и сама это прекрасно видела, только никак не могла настроиться на серьезный разговор. Мне вообще довольно нелегко проявлять твердость. Моя неуверенность в себе распространялась на все сферы жизни.

— Привет.

— Доброе утро, дорогой. Ты чего так рано вскочил?

— Не спится, — буркнул младший. — Слушай, ты мне расскажешь, что происходит?

— Ты о чем, Дёмка?

Открываю холодильник и пристально изучаю его содержимое. Почему-то смотреть в глаза сыну ужасно неловко.

— Отец вообще свалил, ты где-то до ночи ходишь… Я за тебя беспокоюсь! И Данил! Вот где ты вчера была?!

Вот так. Оказывается, я тема номер один в разговорах моих сыновей. Извлекаю лоток яиц и неловко пожимаю плечами:

— Извини. Я… решила прогуляться. Развеяться. Это плохо, что я не заперлась в четырех стенах?

Демид задумчиво почесал живот.

— Нет, это как раз хорошо. Просто непривычно как-то, я думал…

— Что я буду рыдать у окна? — вскидываю взгляд на сына. Понимаю, что не могу и дальше откладывать наш разговор. Мы так и не обсудили Сашкин уход, как и то, что к нему привело. Собираю в кулак все свое мужество. Я задолжала детям. Жаль, что Данька сейчас не с нами. Это не та тема, в которой я хотела бы повторяться.

— Мам…

— Ты ведь все знаешь, так?

— Знаю. — Демид сводит светлые брови и смотрит на меня исподлобья.

— И как это случилось?

— Да какая разница? Разве в этом дело?

— Не в этом, конечно… Просто нам всем, наверное, нужно привыкать к мысли, что у отца другая семья, что у вас будет… ээээ сводный брат, или сестра.

— У меня есть только один брат! — отрезает мой сын, гневно сверкая глазами. — А то, что этот… где-то там подженился, еще не означает, что и мы примем его шалаву с распростёртыми объятьями.

— Демид!

Мой сын слишком резок. Тон, избранный им в разговоре с матерью недопустим. Я осознаю это в полной мере и поэтому протестую! Но какая-то часть меня не может не радоваться тому, что сыновья, не раздумывая, встали на мою защиту.

— Это правда! — бычится Дёмка. — Извиняться не стану. И не проси.

Отставляю миску с яичной смесью, вытираю руки полотенцем и подхожу вплотную к сыну. Обнимаю его за пояс. Как и всякий мальчик, однажды посчитавший себя большим, он не любит «телячьих нежностей». Но мне нужен этот контакт. Я многое ему не смогу рассказать, и объяснить не смогу многое… В первую очередь опасаясь еще больше расстроить их отношения с Сашкой. Я лишь могу постоять вот так некоторое время. Делясь с ним своим теплом и любовью. Чтобы он никогда не сомневался в том, что с уходом отца между нами все осталось по-прежнему. Что своих детей я все так же беззаветно люблю.

— Не надо извиняться, мой хороший… Не надо.

Дёмка неловко треплет меня по плечу. Его явно смущает сложившаяся ситуация, но он мужественно терпит мою нежность. Я откидываюсь в его руках и улыбаюсь: