Книга “Цесаревич” Часть II. Линейный корабль. 1906-1925 гг. - Рафаил Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Лучшие товарищи были вырваны из нашей семьи. На кораблях повеяло сырым могильным смрадом", — писал в своей книжке ("Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958) П.Е. Дыбенко (1889–1938). Такова была оборотная сторона истории "оптимистического корабля" "Цесаревича", о которой, если мы хотим понимать события прошлого во всей их полноте, умалчивать не следует.
Кара настигла заговорщиков, но причины, их порождавшие, устранены не были. Режим не умевший и не хотевший наладить отношения с им же учрежденной Государственной Думой, и в вооруженных силах не хотел сделать шагов навстречу прогрессу и законам цивилизации. Не произошло коренного улучшения матросского быта, не изменилось в большинстве и высокомерное отношение офицеров к матросам. Не было бесповоротно ликвидировано рукоприкладство и зуботычины.
И что всего непостижимее — продолжал оставаться на своей должности (в числе двух "пещерных адмиралов") "Начальник тыла Балтийского флота. Главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта" вице-адмирал (в 1909 и адмирал с 1915 г.) Р.Н. Вирен. Созданный им в городе и гарнизоне режим жесточайшего дисциплинарного застенка был одинаково ненавистен и матросам, и офицерам. Но власти это почему-то не беспокоило. Угроза мятежа, подобно пожару торфяника, была лишь загнана внутрь, рано или поздно ей предстояло снова вырваться наружу.
Осуществленные, а частью еще готовившиеся усовершенствования на "Цесаревиче" и "Славе", были все же далеко недостаточны для успешного боя. Об этом напоминали и состоявшиеся в 1914 г. визиты в Россию отрядов двух дружественных (Антанта уже сложилась) флотов — Англии и Франции. В то предгрозовое лето 1914 г. в Ревель 4 июня пришли четыре британских линейных крейсера — герои грядущих сражений в Северном море. Их сопровождали два легких крейсера. Спустя месяц, уже накануне всеевропейского пожара войны, в Кронштадте 7 июля встречали дредноуты "Франс" (флаг президента республики Р. Пуанкаре) и "Жан Бар", сопровождаемые двумя миноносцами ("Стилет" и "Тромблон").
Нельзя не вспомнить, сколь красочно в "Капитальном ремонте" Л. Соболева отображена та обстановка выплескивавшегося через край союзническо-патриотического восторга, в котором прошли все дни этой встречи. И здесь принимавшей французов бригаде крейсеров было не до обмена опытом с союзниками.
В более деловой обстановке проходил английский визит в Ревель. Встречала союзников бригада линейных кораблей. Для налаживания действительно дружеских контактов корабли по предписанию начальства были "соединены парами". Такие пары образовали "Император Павел I" и "Лайон", "Андрей Первозванный" и "Принцесс Роял", "Цесаревич" и "Куин Мери", "Слава" и "Нью Зиленд", "Адмирал Макаров" и "Боадичиа", "Баян" и "Блонд".
При всей внешней дружественности визит, конечно, не мог еще напоминать встречу союзников по НАТО, и о глубоком обмене опытом говорить не приходится. Но интересны были и разного рода подробности организации службы, быта и боевой подготовки, которые русские офицеры успели заметить на кораблях будущих союзников.
Так. старший офицер "Цесаревича", состоявший в этой должности в 1913-19i5 гг. артиллерийский офицер капитан 2 ранга В.А. Киселев обратил внимание на любопытные упрощения, которые, как надо было понимать, не вполне отвечают условиями боя. Прокрашиванием они превращали парусиновые обвесы в легкие постоянные фальшборты. Не затруднялись англичане и применением заимствованных из коммерческого флота трапов. Поддерживаемые на талях, они обладали более солидной конструкцией и допускали существенное упрощение уборки, чем это было на русских кораблях. Не считали они зазорным и выходить в море с поставленными солнечными тентами.
Но зато никаких выступающих деталей на бортах кораблей у англичан не наблюдалось, а вместо патрубков для сливания воды они применяют крашеные парусиновые рукава. Такое здравое конструктивное решение явилось, видимо, по опыту частых погрузок угля в море, когда патрубки могли царапать чужой борт, сминаться или просто подцеплять и опрокидывать оказавшийся у борта катер. Вместо уже известных в мире (и на русских кораблях) моторных катеров англичане, как и прежде, пользовались только паровыми. Возможно (это догадка автора) не хотели связываться с грозившими пожаром хранилищами бензина на кораблях. Известно, что при всей своей консервативности, англичане сумели первыми оценить эффект моторных катеров в качестве торпедных и уже во время войны создали свои знаменитые катера типа "СМВ".
О верности марсофлотским традициям свидетельствовало гораздо более широкое, чем в русском флоте, использование гребных шлюпок, особенно капитанских гичек. Таким путем, надо понимать, англичане поддерживали высокий уровень морской практики, достигали оперативности посылок шлюпок и сберегали топливо, расходуемое паровыми катерами. Все эти объяснения автору приходится брать на себя, так как записка старшего офицера ограничивалась лишь строгим указанием на замеченные факты. Толкования их и выводы по реализации предоставлялось, видимо, уже следующей инстанции. Замечено было и неукоснительное выполняющееся правило немедленно (по постановке на якорь) подкрашивать все царапины и "ссадины", что обнаруживались в исходе плавания на корпусе корабля.
Неподдельную зависть офицеров вызывали особо вышколенные английские горнисты с их великолепными горнами, а также достигнутая английскими радиотелеграфистами исключительная скорость передачи по азбуке Морзе. Русские ключи и лампочки такой скорости обеспечить не могли. Весьма практичным был секрет, которым с В.И. Киселевым поделился старший артиллерист "Куин Мери". За точку наводки орудий он предлагал брать не кромку передней трубы при пересечении ее с палубой (она может быть закрыта дымом или всплесками), а угол, составляемый форштевнем с верхней палубой. Эта точка всегда чиста и постоянно удобна для прицеливания.
Но, конечно, превыше всех удобств морской практики и английских традиций, русских офицеров волновали проблемы повышения боеспособности их, далеко, увы, не современных кораблей. Думали об этом и в Генморе (МГШ) и в штабе Н.О. Эссена. Но и спустя 10 лет после войны на Дальнем Востоке флот, несмотря на энергично осуществлявшуюся программу нового судостроения, все еще не мог освободится от пут казенной "экономии", наивного меркантилизма власть имущих и ограниченности оперативного мышления. Близившееся к завершению сооружение четырех балтийских дредноутов как-то непроизвольно толкало к последовательному урезанию средств на модернизацию старых кораблей.
В Генморе почему-то не хотели задуматься о том, что противниками этих кораблей могут оказаться не их сверстники, а новейшие дредноуты. И для успешности такого боя (при бригадном методе стрельбы), вооружение и техника кораблей должны быть избавлены от всех изъянов прошлых лет. Именно так готовили к бою черноморские корабли. Но на балтийские додредноуты смотрели почему-то иначе. Между тем флот на Балтике, решая задачу обороны подступов к столице, мог оказаться в гораздо более трудном положении.
Беда, как это со временем, но, увы, слишком поздно, стало понятно, состояла в двух обстоятельствах. Первым была недооценка роли Моонзунда в системе обороны Финского залива. Укрепления позиции в Рижском заливе могли стать ключом готовившейся на случай войны минно-артиллерийской позиции. Роль Моонзунда обсуждалась неоднократно во время адмирала И.А. Шестакова (1820–1888) и все же на нее, в силу, видимо, все той же "экономии" решено было закрыть глаза.
