Книга Дар - Даниэль Глаттауэр

– Нет. А у тебя?

– Будет лучше всего, если мы их навестим, и ты потом напишешь об этом, – предложил Мануэль.

– М-да, это, конечно, было бы лучше всего, но для этого мы должны знать, к примеру, где они.

Теперь Мануэль лукаво улыбнулся, и мне в голову сразу закралось подозрение.

– Скажи, ты знаешь, где они скрываются?

Теперь он засмеялся.

– Где?

– Я выдам тебе это при одном условии.

Ну вот, опять условие, вся моя жизнь скоро будет состоять из одних условий от людей, которым я и без того предоставлен в полное распоряжение.

– Мы отправимся туда завтра в первой половине дня вместе, – сказал Мануэль.

– Завтра в первой половине дня? Разве ты не в школе?

– В школе. Это и есть условие.

А, теперь я понял.

– Махи сейчас тоже не ходит в школу, – сказал Мануэль.

Перед строгой в отношении школы тетей Юлией данный аргумент уж точно не устоял бы, но мне понравилась эта мальчишеская солидарность, поэтому я подмигнул и согласился на прогул уроков.

– Но только один раз, и тете мы ничего не скажем.

Он кивнул.

Тут он мне рассказал, где нашли убежище наши австро-чеченцы, а именно – в семье священника-протестанта в Нойштифте, куда их пристроил баскетбольный тренер команды «Торпедо-15», что, правда, должно было храниться в тайне.

– Но это же замечательно, что в игре замешана церковь, – возликовал во мне журналист.

– Это не церковь, а всего лишь старый священник и его жена.

– Но они нас не впустят, – с сожалением сказал я.

– Впустят.

– Почему ты так уверен?

– Махи уже переговорил с женой священника, и она сказала, что мне можно прийти вместе с дядей, но только при условии… – Ну-ну, как же без условия. – Но только при условии, что ты об этом напишешь, и именно в «Новом времени», потому что «Новое время» – действительно хорошая газета, для которой все люди одинаково ценны, из какой бы страны они ни приехали. Так сказала эта женщина, сообщил мне Махи.

То есть они и впрямь готовы были дать мне эксклюзивное интервью. Столько хороших новостей за одно воскресенье – что-то мне слегка не по себе от этого.

Так или иначе, а проблема со вторым материалом теперь, считай, решена. Я заставил себя коснуться и неприятной темы.

– Слушай, Мануэль, я уволился из «Дня за днем», и у нас тобой теперь не будет кабинета.

– Я знаю, тетя Юлия уже рассказала, – весьма расслабленно произнес он.

– И куда ты теперь будешь ходить делать уроки?

– Сюда, к тебе в квартиру.

– Не знаю, хорошая ли это идея.

– Тетя Юлия тоже так сказала.

– Ты только посмотри, какой здесь кавардак, – сказал я.

– Нет, – возразил Мануэль.

Это был превосходный ответ, я считаю. Теперь мне окончательно не понадобится тест на отцовство.

Глава 7

Паевы в своем убежище

В понедельник – в мой первый за много лет официально безработный рабочий день – я еще до начала уроков перехватил Мануэля неподалеку от школы. Это состоялось в то время дня, о котором до сих пор я знал лишь понаслышке – под точным названием «утренние сумерки». Зато накануне я лег спать в тот час, к которому обычно лишь начинаю медленно соображать, на что мне употребить этот вечер – или на что этот вечер употребит меня. Так или иначе, это имело последствием джетлаг, сопровождаемый приступами тошноты – на грани остановки кровообращения, и моей главной задачей было не допустить слипания век, когда мы сидели в булочной и Мануэль, потягивая какао и надкусывая бутерброд, гордо озирал разворот свежего выпуска «Нового времени», нашу статью с заголовком огромными буквами: «Дело Махмута». Подзаголовок: «Я не хочу опять спасаться бегством».

Потом он заставил меня записать вопросы, которые мы могли бы задать священнику-протестанту и его жене. Я-то предпочитал делать такие вещи наобум, ненавижу всякую подготовку. Потому что я воспринимаю жизнь в принципе как сплошную серию подготовок к чему-то иррациональному, что потом никогда так и не происходит, в то время как действительно роковые события всегда настигают неожиданно, без всякой подготовки, как, например, роды, ветрянка, влюбленность, импотенция и смерть, а в моем случае также и отцовство. Может быть, об этом мне и поговорить с семьей пастора.

Почти двухчасовая миссия в Нойштифте была чрезвычайно суматошной для всех участников, за исключением мальчиков, которые тут же принялись обсуждать баскетбол, моментально забыв, в каких обстоятельствах они встретились. Родители Паевы сидели в дальнем углу на кухонной скамье, съежившись, и казались позорно провинившимися; от их жалкого вида я бы предпочел себя избавить. Я-то склонен в неудобных ситуациях предпринимать побег вперед, отпуская дурацкие шуточки. В данном случае у меня так и вертелось на языке: «Вот уж так не повезет, что родишься не в то время и не в том месте». Или: «В такие дождливые дни как раз лучше всего где-нибудь спрятаться». Но Паевым, видимо, было не до шуток. Я ободряюще подмигнул им и сам себе показался довольно жалким.

Старый священник внешне напомнил актера Карлхайнца Бёма, у которого много лет назад я брал интервью для «Рундшау». У обоих было одинаковое рукопожатие, которое пробирало рукопожимаемого от макушки до пяток. Особенно впечатлила меня жена пастора. Ей было самое меньшее лет семьдесят, и последние остатки сил она вкладывала в то, что – по ее личному ощущению – было справедливо, но ради чего любой ее сосед и пальцем бы не пошевелил. Вместо того чтобы валяться у бассейна в Доминиканской Республике, потягивать «Бейлис» и наслаждаться покоем, она сидела в холодном октябре в Вене перед толстым блокнотом и ломала голову над тем, как спасти от верного выдворения из страны семью беженцев, о которой она еще три дня назад ничего не знала и которая теперь жила в ее доме. В юридических тонкостях я не разбирался, но какой-то маленький шанс еще был, если я правильно понял. Потому что, по словам Паевых, на первом слушании дела о предоставлении убежища шесть лет назад не присутствовал переводчик, хотя чеченцы тогда ни слова не знали по-немецки. Это означало, что Паевым срочно требовался хороший адвокат, которому, возможно, удалось бы заново начать производство по их делу из-за данной процессуальной ошибки. Такой адвокат, естественно, стоил много денег, и не было такой инстанции, куда супруги-протестанты могли бы обратиться за помощью официально, не выдав при этом, где Паевы нелегально пребывают.

Первым делом требовалась гарантия органов, что высылка из страны будет приостановлена хотя бы до тех пор, пока адвокат, которого пока даже не нашли и которому нечем было заплатить, не вникнет в дело и не сможет сказать, возможно ли здесь обжалование. Все это звучало чудовищно сложно и безвыходно. Но я не показал виду.