Книга Европа и ислам. История непонимания - Франко Кардини

Восемь королей успели сменить друг друга в Иерусалиме, прежде чем мусульмане оправились от потрясения, вызванного неожиданным нападением 1099 года, и снова перешли в наступление. Эмир Сирии и Египта Салах ад-Дин Йусуф ибн Аййуб (Саладин западноевропейских хроник) в июле 1187 года одержал победу при Хаттине возле Тивериадского озера в Галилее, а в октябре того же года отнял у христиан Святой город. Иерусалимское королевство продолжало существовать и после этого, но теперь занимало лишь узкую прибрежную полосу, которая пока еще находилась под властью христиан. Королевский двор обосновался в Акре, красивом и хорошо укрепленном городе.

О королевстве крестоносцев в Иерусалиме и Акре и о некоторых княжествах крестоносцев в Испании много говорили как о своеобразном колониальном эксперименте. Но подлинная сила королевства была сосредоточена в «торговых колониях» крупных морских городов, в основном итальянских — Генуи, Венеции, Пизы. Между этими «колониями» часто разгоралась яростная вражда, которая кипела на континенте между «метрополиями», а иногда сами колонии становились причиной этой вражды. Прибрежные портовые города Сирии и Палестины (Бейрут, Тир, Акра, Хайфа, Кесария, Яффа, Аскалон) имели большое значение: через них пролегали караванные пути, которые через Дамаск, Алеппо и Мосул связывали побережье Средиземного моря с континентальной Азией и Великим Шелковым путем. Проживавшие в этих городах итальянские купцы имели доступ к ценным восточным товарам и пряностям и могли регулировать их поставки на европейские рынки. Только в XIII–XIV веках были предприняты попытки проникновения в континентальную Азию, совпавшие с монгольской экспансией, после которой в Азии стали более благосклонно относиться к римским миссионерам.

Можно заключить, что относительно короткое существование королевства крестоносцев в Иерусалиме в XII–XIII веках (со столицей в Акре с 1187 по 1291 годы) было сильно осложнено присутствием в нем «сепаратистских» (по форме или по сути) элементов, которые мешали короне осуществлять свою власть. Это были синьории, наделенные широкими юридическими полномочиями; торговые колонии, которые управлялись как самые настоящие коммуны; наконец, рыцарские ордена, то есть религиозные организации с собственным уставом, в которых состояло определенное число рыцарей, давших обет защищать Святую землю и паломников: тамплиеры, госпитальеры св. Иоанна Иерусалимского, госпитальеры св. Марии, которых называли «тевтонцами», так как в этом ордене состояли только германцы. Постоянные разногласия между синьорами, коммунами и рыцарскими орденами стали одной из причин распада королевства. При этом нельзя забывать о том, что в Иерусалимском королевстве со временем развилась особая культура взаимопонимания и диалога с окружающей мусульманской средой; более того, только что прибывшие из Западной Европы воины и паломники нередко возмущались при виде этих poulains, «ублюдков», которые породнились с сирийскими и армянскими семействами, говорили по-арабски, по-армянски и по-гречески, а также одевались, питались и жили согласно местным обычаям. Те европейцы, которые понимали походы крестоносцев как беспощадную борьбу за веру, считали такое «колониальное» общество испорченным и почти исламизированным. С другой стороны, «заморские франки», которые на протяжении двух веков периодически нуждались в помощи своих европейских собратьев и единоверцев, в свою очередь, считали тех неотесанными и опасными. Поэтому они, пока сохранялась такая возможность, старались заключать соглашения с сарацинами, а не пользоваться военной помощью, которую на основании папских указов предоставляли авантюристы, жаждавшие наживы, не слушавшие ни призывов к умеренности, ни советов местных христиан, основанных на богатом военном опыте.

Один арабо-сирийский писатель XII века, Усама ибн Мункид, эмир Шайзара, много путешествовал по Иерусалимскому королевству — выполняя дипломатические поручения или навещая многочисленных друзей. В своих воспоминаниях он, как очевидец, нарисовал яркую картину общества, где четко видна разница между теми, кто уже привык к восточным обычаям и прекрасно себя при этом чувствовал, и теми — воинами, купцами или паломниками — кто, напротив, попадал на Восток с намерением оставаться там ненадолго и не мог приспособиться к местным нравам и образу мыслей. Иными словами, Усама помогает нам правильно обозначить проблемы, которые сегодня мы бы обозначили как этноцентризм и конфликт культур. Например, он описывает свое посещение «священного двора» в Иерусалиме — Харам аш-Шарифа, который тогда был занят франками; при этом мусульманам — по крайней мере, достаточно уважаемым — не запрещалось посещать его и совершать там молитвы. Тамплиеры, которых эмир называет своими друзьями, занимали мечеть ал-Акса, ставшую частично церковью, частично местом их стоянки. Они позволили ему, как обычно, молиться согласно мусульманскому ритуалу в часовне, прилегающей к зданию, и принесли извинения, когда какой-то фанатик (видимо, только что прибывший из Европы) попытался помешать ему, требуя, чтобы тот молился по-христиански.

Тут мы, возможно, оказываемся у концептуальных основ «дела тамплиеров», имевшего огромное значение для западной культуры. Обвинения в симпатии к мусульманам и даже в сговоре с ними составляли часть тех сплетен и клеветнических измышлений, которые, особенно во второй половине XIII века, распространялись относительно тамплиеров. Во время процесса, возбужденного против них в 1307–1312 годах королем Франции Филиппом IV, всплыли «доказательства» их еретических убеждений — от намеков на приверженность исламу до манипуляций старой антигностической и антикатарской тематикой. Даже идол «Бафомет», в поклонении которому тамплиеры обвинялись, носил имя, созвучное одной из многочисленных версий имени Пророка, существовавших в латыни и в развившихся из нее языках. Подобные доказательства были смешны и бессодержательны, но это не имело никакого значения, так как процесс явно имел политическую подоплеку. Более того, обвинения в ереси и симпатии к исламу, возможно, выдвигались с такой грубой прямолинейностью вполне сознательно: во-первых, чтобы угодить французскому общественному мнению (а в начале XIV века в таком городе, как Париж, уже можно было говорить об общественном мнении), а во-вторых, из желания дать понять Папе, что в вопросе о приговоре тамплиерам король не намерен уступать и обращать внимание на юридические тонкости, из-за чего любая попытка выступить в защиту рыцарей-храмовников или предложить посредничество будет обречена на поражение.

В любом случае, в XII–XIII веках одной из главных причин неудач многочисленных крестовых походов, которые последовали за первым, было то, что прибывающие из Европы крестоносцы обычно мало прислушивались к советам «заморских франков». Сегодня наблюдается тенденция не осуждать безоговорочно Иерусалимское королевство за его культурное бесплодие. Бесспорно, арабское знание доходило до Европы главным образом через испанские города, а сирийско-палестинское побережье (хотя и располагалось в непосредственной близости от Дамаска, города со знаменитыми интеллектуальными традициями) считалось в исламском мире скорее провинцией. И все же в скрипториях Иерусалима, Акры и Тира была проделана достойная уважения работа, которую ученые только недавно сумели как следует оценить. Еще одним крупным культурным центром стало возникшее в конце XII века Кипрское королевство, где правила династия Лузиньянов — тоже, впрочем, вынужденная приспосабливаться к постоянным конфликтам с коммунами италийских морских городов и конкурирующими орденами тамплиеров и госпитальеров.