Книга Расцвет и упадок Османской империи. На родине Сулеймана Великолепного - Лорд Кинросс

…Мехмед между тем воспылал в Магнесии чувством к девушке-невольнице по имени Гюльбахар предположительно албанского или греческого христианского происхождения, которая родила ему сына, позже правившего под именем Баязида II. Мурад считал ее недостойной невестой для своего сына из династических соображений и позже, когда юный наследник достиг семнадцати лет, устроил для него более подходящую партию, женив его с соответствующими торжествами на Ситт Ханум, дочери важного тюркского князя. Но Мехмед никогда не заботился о ней; она не принесла ему детей; а когда он в конце концов перевел свой двор в Константинополь, ее не взяли, оставив забытой в гареме дворца в Адрианополе. Впредь ни одна женщина не играла никакой, кроме минимальной, роли в его жизни.

В последние годы своей жизни Мурад находился в более дружественных отношениях со своим сыном, который наносил визиты в Адрианополь и сопровождал отца в нескольких военных кампаниях. Мехмед принял свое боевое крещение, командуя анатолийскими войсками в битве под Косово, и участвовал вместе с отцом в безуспешной осаде Круи в Албании в 1450 году. Когда годом позже Мурад скончался от апоплексического удара, Мехмед находился в Магнесии. Получив известие, он, как гласит история, немедленно вскочил на своего арабского скакуна и поскакал к северу, Геллеспонту, со словами: «Всякий, кто любит меня, пусть следует за мной!»

Он остановился на два дня в Галлиполи, чтобы дождаться приезда своей свиты, а затем отправился в Адрианополь. Здесь в присутствии большого числа собравшихся он взошел на трон. Увидев, что Халил, ближайший друг его отца, и второй визирь стоят чуть-чуть в стороне, как бы опасаясь за свое будущее, он через главного евнуха передал им приглашение занять привычные им места. Затем он подтвердил, что Халил сохраняет за ними пост, и назначил Исхака губернатором Анатолии с поручением доставить тело его отца в Бурсу. Затем вдова Мурада из османского рода подошла к Мехмеду, чтобы выразить ему соболезнования по поводу смерти отца и поздравить с восхождением на трон. Пока она делала это, ее малолетнего сына Ахмеда лишили жизни в его ванне по приказу Мехмеда – так велик был страх Мехмеда, сына рабыни, потерять трон султана. Лишившаяся всех вдова Мурада была отправлена в Анатолию в качестве принудительной невесты губернатора, Исхака-паши.

7

У христианских держав сложилось невысокое мнение о юном султане Мехмеде II. Помня провалы в его ранней карьере, они все еще видели в Мехмеде неопытного юношу с сомнительным авторитетом, который едва ли мог что-либо добавить к завоеваниям своего отца. Однако Мехмед быстро превращался во влиятельное лицо. Коренастый, но сильный и красивый, он умел держаться вежливо и с достоинством, но в отношениях с людьми проявлял крайнюю сдержанность. С орлиным профилем, пронизывающим взглядом, он был холодным и скрытным по характеру. Это держало окружавших его людей в напряжении, но их располагали к нему его живой ум, неукротимая энергия, неослабевающее чувство цели. В начале правления Мехмед пытался придать своим намерениям мирный характер. «Мир был на его губах, – пишет Гиббон, – но война была в его сердце. Принимая иностранных посланников, он демонстрировал готовность подтвердить договорные отношения своего отца – с венецианцами и генуэзцами, с Хуньяди, с Сербией, Валахией, Рагузой, островами Эгейского моря, рыцарями Родоса, даже с монашеской общиной Афонской горы. Послы императора Константина сначала встретили со стороны султана дружественный прием с клятвой уважать территорию Византии и обещанием платить за содержание под арестом в Константинополе его родственника, претендента Орхана (который был внуком Баязида), из доходов некоторых греческих городов в долине Струмы.

Однако последующие посланники в его лагерь в Малой Азии оказались слишком недальновидными, заняв жесткую позицию, жалуясь, что обещанные деньги не были выплачены, и даже требуя увеличить сумму, со скрытой угрозой предупредив султана о возможном использовании претендента. На это великий визирь Халил, хорошо знавший характер своего юного господина, счел необходимым, как цитирует Гиббон, предупредить послов: «Вы, глупые и жалкие римляне, нам известны ваши замыслы, а вы не подозреваете о таящейся в них опасности для вас самих».

Мехмед успокоил посланников любезными словами. Но император дал повод султану не считаться с его прежней клятвой уважать территорию империи. Вернувшись в Адрианополь, Мехмед приказал выгнать греков из городов Струмы и конфисковать их доходы. По возвращению в Малую Азию, предварительно переправившись через Босфор в самом узком месте, напротив замка, построенного султаном Имаидом на азиатской стороне в Анадолу Хисаре, он отдал распоряжение о строительстве нового замка на европейском берегу. Это гарантировало османам контроль над проливами и обеспечило бы базу для планируемой осады Константинополя.

Император немедленно направил своих послов с целью заявить протест против такого нарушения существующего договора, напомнив Мехмеду, что Баязид спросил разрешения императора прежде построить собственный замок. Но султан презрительно отказался принять послов. Когда работа над крепостью началась, император направил послов с дарами, продовольствием и напитками, чтобы просить защиты греческих деревень вдоль Босфора. Султан и на этот раз проигнорировал посланников. Когда представители императора прибыли в третий раз, требуя гарантии, что строительство замка не является предзнаменованием нападения на Константинополь, он бросил послов в тюрьму и отрубил нм головы. Это было равносильно объявлению войны. С этого момента в Константинополе правил страх: «Это конец города, – стенали люди, – конец нашего народа. Это дни Антихриста».

Зимой 1451 года Мехмед приказал собрать людей численностью в пять тысяч – строителей и других рабочих со всех сторон своей империи. Повсюду шла реквизиция строительных материалов, и следующей весной церкви и монастыри были разрушены, чтобы расчистить место и окрестности и обеспечить строителей строительными материалами. Султан лично занимался планированием замка и весной прибыл на стройку, чтобы осуществлять надзор и ускорить строительные работы. За четыре с половиной месяца замок был построен и назван Богаз Кесен, что означает «разрезающий пролив» или «горло». Греки называли его Румели Хюр, «Замок Румской земли», в отличие от противоположного «замка Анатолии».

Когда замок-крепость был построен, султан со своей армией прошел непосредственно под стены Константинополя, где провел три дня, осуществляя рекогносцировку оборонительных сооружений. Затем, на зимнее время, он вернулся к своему двору в Адрианополе, оставив в замке гарнизон численностью в пятьсот человек. Он отдал распоряжения, чтобы любое судно, следующее через пролив в любом направлении, обязывалось бы приспускать паруса и вставать перед замком на якорь для получения разрешения продолжать плавание и внесения платы за право прохода. В случае отказа судно следовало потопить выстрелами артиллерии, состоявшей из трех громадных пушек. Каждая пушка была способна выстрелить каменным ядром весом в шестьсот фунтов.

Эти орудия ручной работой изготовил венгерский инженер по имени Урбан, который специализировался на отливке пушек. Сначала он предложил свои услуги императору, который оказался неспособным оплатить его труд и материалы, в которых он нуждался. Поэтому Урбан предложил свои услуги султану утверждая, что он способен изготовить пушку, которая могла бы сровнять с землей стены не только Византии, но и самого Вавилона. Мехмед, интересовавшийся каждым новым словом в военной науке, был полон решимости оснастить свои войска наиболее современными из имеющихся вооружений. Он постоянно интересовался техническими новшествами в строительстве современных крепостей и осадных машин и брал консультации у иностранных экспертов по вооружению, которых привлекал к своему двору. Так что он, не задумываясь, пригласил Урбана, пообещав высокую плату, и в качестве первого испытания его мастерства приказал изготовить пушку для башни новой крепости Богаз Кесен, способную контролировать Босфор на достаточно большом расстоянии. Готовое через три месяца орудие незамедлительно подверглось проверке: венецианское судно, шедшее по проливу с грузом зерна по пути в Константинополь, отказалось остановиться, и было немедленно потоплено прямым попаданием ядра.