Книга Битва за Рунет. Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас - Андрей Солдатов

Быков предложил идею получения санкции на прослушку. Она предполагала существование некоего внешнего органа, которой мог бы одобрять слежку. Изначально спецслужбы продвигали идею, чтобы санкцию выдавала прокуратура, но в 1995 году решили остановиться на санкции суда{69}. Однако технический метод полного и неограниченного доступа ко всем средствам связи, разработанный в Кучино в 1980-е, было решено не менять.

На практике это означало, что спецслужбы будут получать санкцию суда, а делать все, что им заблагорассудится. Быков не собирался менять технологию прослушки. Это отличалось от американской процедуры, где правоохранительные органы отправляли запрос оператору связи на подключение к нужной линии после получения судебного ордера. Когда Андрей спросил, почему нельзя было позаимствовать американский опыт, Быков отмахнулся: «Да они тоже снимают информацию с серверов, и Ассандж это раскрыл, и это не вчера началось».

Чем больше кругов делали Быков с Солдатовым по скверику, тем яснее становилась ситуация. Получение разрешения суда – процедура, созданная Быковым, – ничего особо не значила и никому не мешала. Российские законы требовали от офицера ФСБ получить разрешение, но при этом он не должен был никому – и прежде всего оператору – его показывать. Он сам осуществлял перехват. Другими словами, методы СОРМ были прямо заимствованы из эпохи, когда никто не думал ни о каких разрешениях суда, – из советской практики телефонной прослушки.

Мы долго искали кого-нибудь, кто в свое время сидел в тех самых секретных комнатах КГБ на телефонных станциях за закрытой дверью, куда обычным сотрудникам АТС вход был категорически запрещен; в эпоху, когда сотрудники Кучино только начали придумывать технологию СОРМ. В конце концов, поиски привели нас в одно московское кафе, но снова оказалось, что добиться ответов очень непросто.

Это была женская работа – часами сидеть за столом со стойками с катушечными магнитофонами Uher Royal de Luxe, а затем с восьмиканальными магнитофонами, переделанными из видеомагнитофонов{70}. Женщины выглядели как обычные телефонистки, с наушниками наготове, сидя спина к спине в большой комнате, в которой даже был настоящий телефонный коммутатор. В ней также находились пара дежурных офицеров-техников, а женщины за столами на самом деле были не операторами, а «контролерами» 12-го отдела. Как правило, им присваивали звание прапорщика или младшего лейтенанта, и не они, а только офицер за коммутатором, тоже женщина, решала, какой номер поставить на прослушку.

Работа контролера была сравнительно несложной – убедиться, что все катушки находятся в рабочем состоянии, и поставить новую ленту, когда старая подойдет к концу. Иногда им могли приказать «осуществлять слуховой контроль», и тогда они надевали наушники и брали в руки рабочую тетрадь для записей. Каждая из них в обязательном порядке проходила курсы машинописи и стенографии. Их также учили запоминать около пятидесяти голосов и мгновенно определять, кто звонит{71}. За эту работу они получали приличные для советских времен 300 рублей в месяц (для сравнения, инженер зарабатывал около 180 рублей) и вполне реальный шанс полностью потерять слух через пятнадцать лет{72}.

Андрею удалось выйти на одну из таких женщин. Они встретились в кафе «Николай» на Старой Басманной, в двухстах метрах от ее новой работы, редакции прокремлевского сайта. За столиком в углу кафе сидела, испуганно поглядывая по сторонам, миниатюрная женщина чуть за 50, темноволосая, с карими глазами, в скромном деловом костюме. Ее звали Любовь. Андрей показал ей ее рапорт, обнаруженный им в книге о путче 1991 года, опубликованной в 1995 году небольшим тиражом{73}. В то время Любовь была старшим лейтенантом Комитета госбезопасности, «переводчиком специального назначения» в 12-м отделе.

Она подтвердила, что действительно работала в КГБ «контролером». В рапорте она написала, как на второй день путча прослушивала депутата Верховного Совета СССР Виталия Уражцева. Сторонник Ельцина, подполковник Советской Армии, Уражцев прославился после того, как в 1989 году вылетел из КПСС за свои идеи демократизации армии. Ранним утром первого дня путча его арестовали прямо на автобусной остановке и привезли в КГБ, где пытались выяснить, собирался ли он сопротивляться, и предлагали перейти на их сторону. Он отказался. Через несколько часов его отпустили. На следующий день его фамилия попала в список людей, чьи телефонные линии должен был прослушивать 12-й отдел КГБ.

Слушать его разговоры предстояло Любови. Выпускница лучшего вуза страны, она окончила геофак МГУ, затем работала специалистом по экономической географии и переводила с португальского, но вскоре ее позвали в КГБ, в 12-й отдел, на должность переводчика. Если Комитету нужно было подслушать португальцев, бразильцев или ангольцев, вызывали именно ее. В остальное время ей приходилось слушать всех, кто был интересен КГБ.

В дни путча КГБ интересовал депутат Уражцев. В январе 2015 года, сидя в московском кафе, Любовь с беспокойством смотрела на собственный рапорт, опубликованный в книге двадцатилетней давности. «Как это могло произойти? Это же наши внутренние дела, – сказала она. – Этот отчет должен быть засекречен». Она явно не знала, что сказать: в первой же строчке объяснений, написанных после провала путча, Любовь признавала, что 20 августа 1991 года принимала участие в «антиконституционной противозаконной операции» по прослушиванию телефонных переговоров депутата. Она написала, что готова нести ответственность, и даже выдвинула несколько предложений по реорганизации 12-го отдела. Возможно, тогда она действительно сожалела о том, что сделала.

«Что бы я там ни написала, я патриот!» – нервно заявила она. Мы оба знали, что в январе 2015 года ее критические слова о деятельности КГБ были совсем не ко двору. Андрей пытался уговорить ее встретиться еще раз. Но она так нервничала, что задержалась ненадолго – чтобы сказать, что считает сотрудников ФСБ лучшими людьми в стране, – а потом исчезла.

Из других источников мы узнали еще кое-что об истории прослушки в КГБ. Оказалось, что в ведении 12-го отдела находилось 164 точки контроля, разбросанные по всей Москве{74}. Магнитофоны крутились и в районных отделах КГБ, и в центральном пункте прослушки в Варсонофьевском переулке, и на городских телефонных станциях, на каждой из которых для контролеров КГБ были оборудованы специальные, скрытые от посторонних глаз помещения. Телефонные линии посольств иностранных государств прослушивались отдельно. Это называлось «объектовый контроль»: по каждому более-менее крупному посольству работала отдельная команда, сидевшая, как правило, в одном из соседних зданий. Кроме контролеров здесь всегда присутствовали оперативники – на случай, если кто-нибудь из списка подозрительных лиц решит позвонить в посольство и попросить о встрече, его можно было бы перехватить еще до того, как он подойдет к входу.