Книга "Все объекты разбомбили мы дотла!" Летчик-бомбардировщик вспоминает - Георгий Осипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока ремонтировали самолет, мы с Желонкиным пошли пройтись по Москве. На улицах и в метро царило возбуждение. Люди с чемоданами, мешками и сумками спешили к центру, а от центра — к Казанскому и Курскому вокзалам. Ехали на открытых грузовиках, в перегруженном городском транспорте, на крышах автобусов и троллейбусов. Только на Красной площади было строго и спокойно.
Обойдя Кремль, мы вышли на Каменный мост и остановились. Москва, тревожная и возбужденная, нервно гляделась своими мостами и Кремлем в колеблющееся зеркало Москвы-реки.
На другой день утром рабочие вручили нам самолет. Свое слово они сдержали. Бомбардировщик стоял как новенький. Дружеские рукопожатия с рабочими, пожелания крепче бить фашистских захватчиков, и через тридцать минут мы уже летим в Гридино.
Жители Москвы и учреждения продолжают эвакуироваться. Грустно. Тяжело. Но мы еще повоюем и Москвы фашистам не отдадим.
От непрерывных дождей летное поле аэродрома Гридино размокло, из-за чего пять дней мы не могли летать. За эти дни техники восстановили четыре самолета, и в полку стало уже пять исправных бомбардировщиков.
В 20-х числах октября комиссар Куфта зачитал перед строем воззвание Военного совета Западного фронта. В нем говорилось:
«Товарищи! В час грозной опасности для нашего государства жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина требует от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовет нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной и любимой Москве. Сейчас, как никогда, требуются бдительность, железная дисциплина, организованность, решительность действий, непреклонная воля к победе и готовность к самопожертвованию…»
После зачтения воззвания летчики, штурманы и стрелки-радисты, выступая на митинге, заверили командование и партию в готовности бесстрашно выполнять боевые задания и, если потребуется, отдать жизнь, но не допустить немецко-фашистские войска к Москве. Командир эскадрильи Лесняк, выступая на митинге, обратился к командованию с просьбой, в связи с очень сложными метеоусловиями — ставить нашим экипажам боевые задачи и на действия днем из-под облаков.
Днем 22 октября наш экипаж и экипаж Митина взлетели для удара по войскам противника на дороге Недельное — Высокиничи[47]. Остальные экипажи полка при взлете не смогли оторваться от аэродрома из-за того, что грунт летного поля от непрерывных дождей сильно раскис.
Сплошная облачность висела на высоте восемьсот метров. Экипаж Митина летел в двух километрах впереди нашего самолета. На дороге от Высокиничей до Черной Грязи мы обнаружили до пятнадцати отдельных автомашин, но они шли на больших дистанциях и бомбить их было невыгодно, а у переправы через реку Протву от Черной Грязи на Недельное скопилось много войск, артиллерии и автомашин противника.
— Боевой, — передает Желонкин.
Слышу запах сгоревших пиропатронов, значит, бомбы сброшены и штурман фотографирует результаты удара.
— Отлично! Горят две машины, — кричит Монзин.
— Командир, впереди два «мессера» атакуют самолет Митина, — сообщает Желонкин.
Сердце екнуло. Самолет Митина крутой горкой по-истребительски уходит в облака. Вслед ему тянется трасса огня от одного из истребителей. «Мессера» проскакивают, а бомбардировщик Митина с опущенным носом и глубоким креном вываливается из облаков. Истребители противника сразу же развернулись и снова пошли в атаку на самолет Митина и на нас. Штурман открыл огонь из спарки пулеметов по атакующим истребителям, отсекая их от самолета Митина, а Митин выровнял самолет и снова с большим углом ринулся в облака. Стрелок-радист Монзин, отстреливаясь, доложил, что один истребитель атакует наш самолет. Под крылом хлестнула трасса вражеских снарядов, но в следующее мгновение я ввел самолет в плотные облака, и атаки прекратились.
Через пять минут пробили облака вниз и осмотрелись. Истребителей противника не было, но не было видно и самолета Митина. Впереди под нами просматривалось шоссе Малоярославец — Медынь, по которому в обе стороны двигались фашистские автомашины. «Родина зовет!» Снижаемся и штурмуем из пулеметов автомашины врага. Обстрелянная Желонкиным автомашина резко сворачивает с шоссе и переворачивается. Монзину тоже удалось пулеметным огнем зажечь одну автомашину, о чем он с радостью докладывает. Перед Медынью нас снова пытались атаковать два «мессера», но мы сразу же ушли в облака и взяли курс на аэродром. Через некоторое время, пробив облака вниз, мы восстановили ориентировку по Оке и возвратились на аэродром. Самолет Митина, к общей радости, произвел посадку через десять минут после нас. В крыльях и фюзеляже его самолета насчитали около пятидесяти пробоин.
Лейтенант Митин в нашем полку был сравнительно молодым летчиком. Он еще не успел овладеть полетами в облаках и ночью. Поэтому в этом воздушном бою, уходя от атак истребителей в облака с большим углом на максимальной скорости, он каждый раз терял в облаках пространственное положение, вываливался из облачности, выравнивал самолет и снова устремлялся в облака при очередной атаке истребителей. Так это повторялось до тех пор, пока истребители противника не потеряли его.
После этого случая Митин ходил за мной по пятам и все время просил научить его летать по приборам и ночью. Такая возможность представилась только зимой 1942 года. Я научил его летать по приборам и ночью сначала на самолете Пе-2, а затем на боевом самолете. Этого было достаточно, чтобы Митин стал мастером полетов по приборам. Когда осенью 1942 года от нашего полка приказали выделить лучшего летчика во вновь формируемый полк истребителей-перехватчиков, вооружаемых самолетами с радиолокационными станциями перехвата, то выделили лейтенанта Митина.
Из-за раскисшего грунта вести боевые действия с аэродрома Гридино стало невозможно, и командир 8-й авиационной дивизии на другое утро приказал нам пятью самолетами без прикрытия истребителей нанести удар по самолетам противника на аэродроме Синявино и после выполнения боевой задачи произвести посадку на аэродроме Сарыбаево[48]. Несмотря на дождь, низкую облачность и раскисшее поле аэродрома, все экипажи взлетели и одиночно пошли на боевое задание. По маршруту к цели облачность понизилась до двухсот метров, а видимость порой была менее километра. Передние стекла кабины заливало дождем, и ориентироваться можно было только через открытые боковые форточки. Два раза мы заходили на цель, но не обнаружили ни аэродрома, ни самолетов противника, да и в том, что это было Синявино, сомневались и я, и Желонкин. Набрать высоту и уточнить общую ориентировку было невозможно. Тогда мы начали искать запасные цели. Через некоторое время уточнили ориентировку и обнаружили колонну автомашин с артиллерией на дороге Черная Грязь — Высокиничи. Но бомбить с высоты сто пятьдесят метров невозможно, так как самолет подорвется на собственных бомбах. Уточнив курс вдоль дороги, набираем в облаках высоту пятьсот метров, сбрасываем бомбы по цели по расчету времени и берем курс на свой аэродром.