Книга Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

Потом уселись в такси, покатили домой. Я обнял Катюшу за плечи, замурлыкал «Арлекино, Арлекино…», – но тут она повернула ко мне лицо – ласковое и строгое – и я быстро подумал: «Нет, брат, это не шутка… все это – всерьез!»

Такси остановилось возле подъезда.

– Ах, какая птичка! – воскликнула Таня Пирожкова, указывая на небольшую серую птицу, сидящую на заснеженной ветке тополя. – Что за птица? Впервые такую вижу. Это ж надо – какой хохолок!.. и красная полоска на крыльях, и зеленые пятнышки на грудке… а хвост – золотой!

– Это синяя птица моей мечты, – сказал я, нервно смеясь.

– Почему ж она серая? – спросила Таня.

– Потому что синей краски не хватило, – лениво вмешался Королев. – Не один ли черт? Синяя, серая. Серая птица твоей мечты.

– И не смешно, – обиделась Таня.

А Катюша только нахмурилась – и быстро сказала:

– Это свиристель. Ну пошли же, пошли скорее!

Гостей было мало, все свои люди. Королев быстро напился и упал на диван. Он храпел, но вокруг все так шумели, что храп его почти не был слышен. Таня Пирожкова чуть не через каждые пять минут кричала «горько», хохотала, хлопала в ладоши, а потом вдруг всплеснула руками и заплакала навзрыд. Она плакала, плакала, и тут же смеялась, извиняясь за свой неуместный плач, – а когда я вышел в коридор покурить, Таня выскочила следом и стала громко шептать мне на ухо:

– Алик!.. я так за тебя рада! Я так вам завидую! Вы такие счастливые… а я… я так одинока… – И она в сотый раз стала пересказывать трагедию своей неустроенной жизни. У меня от ее слов заболела голова – и я вернулся к гостям.

Когда я сел рядом с белоснежной невестой, Катюша мягко ущипнула меня за бедро и быстро сказала, не разжимая губ и продолжая ласково улыбаться:

– Не пей больше. Пожалуйста, не пей. Не бери пример с Королева.

Я очень удивился – еще накануне она не посмела бы сделать мне подобное внушение. Но смолчал.

Королев сладко спал. Веселье продолжалось. Гости пили, пели, плясали. Гремел магнитофон, надрывался Том Джонс, хрипел Высоцкий, кому-то уже было плохо, а кому-то, наоборот, хорошо, и у меня все сильнее болела голова. Пить больше и впрямь не хотелось.

В разгар веселья появился нежданный и незваный гость – мой начальник, мой главный врач. Неуклюжий, громоздкий, в ярком галстуке. Все сразу зашумели, засуетились. А шеф – поздравил меня и Катюшу, чмокнул ее в щечку и по-хозяйски прошел-прошествовал в комнату, где ему уступили почетное место. Сел, отдышался и, по-отечески улыбаясь, оглядел гостей. Пригладил остатки волос, расстегнул пиджак, поправил галстук, снял и протер очки.

И вот тут случилось одно забавное и в то же время скандальное происшествие… даже не происшествие, а так, пустяковый эпизодик… Короче, случилось вот что: в комнату вихрем влетела моя болонка Белка – она промчалась от двери пушистым белым метеором, впорхнула бабочкой на колени к главному врачу и, восторженно лая, обсикала – ах ты, господи! – новехонькие брюки начальника.

Все вокруг закричали, зашумели, выражая сочувствие моему шефу и его обсиканным брюкам. Ну а сам главный врач притворился, конечно же, невозмутимым и даже пытался небрежно шутить, – но я-то видел: он дико обозлился. Да ему просто хотелось убить мою Белочку, мою пушистую белоснежную крошку, мою дорогую любимую шалунью, – я ведь ясно видел холодную ненависть в его потускневших глазах.

Ну а Катюша, моя молодая жена – подскочила к пострадавшему главврачу (бедный начальничек!) – и стала оттирать салфеткой пятно с начальнических штанов. Мне не понравилось ее чрезмерное (я бы даже сказал – неприличное) усердие – и я строго прикрикнул:

– Катя! Не суетись! Сядь на место. Ты кто – невеста или официантка?

– Дурак! – И она сердито оглянулась через плечо. – Напился уже?.. Сиди и помалкивай.

– Ах, вот, значит, как? – тихо сказал я, и внезапная печаль сдавила мне горло. – Я, значит, дурак… да? Что ж, прошу прощения. Не буду мешать дорогим гостям. Веселитесь, друзья. Пейте, гуляйте.

– Алик, ты что? – удивился шеф, смирившийся с порчей новых брюк. – Что за капризы? Садись, брат, тяпнем по рюмашке за твою новую жизнь. Садись!

– Да нет уж, ваше превосходительство, не смею в вашем присутствии… – И я стал кривляться и корчить подобострастные рожи. – Кушайте, кушайте!.. а я постою в уголочке.

– Алька! С ума сошел?! – взвизгнула Катюша, и быстро затарахтела: – Да не слушайте вы его! Он просто пьян. Не обижайтесь.

– Какие обиды?.. пустяки!.. – отмахнулся добрый мой начальник.

– Ладно, с меня хватит, – и я отошел от свадебного стола. – Пойду, проветрюсь… А вы, шеф, не стесняйтесь. Будьте как дома. Если станет скучно, вы только свистните – моя супруга вам покажет стриптиз.

– Да как ты… да ты… ты подлец! – закричала Катюша, и кинулась на меня с кулаками.

Все опять зашумели, разволновались, короче – поднялся жуткий переполох. Но я не стал их слушать, а тем более извиняться. Я вышел из комнаты и, не одеваясь, в одном своем черном свадебно-траурном костюмчике, направился прочь.

Хотел выйти на улицу, но сразу сообразил, что Катюша может догнать и вернуть меня в ненавистную душную комнату… Что же делать? Хоть и был я пьян, но быстро смекнул – лучше подняться наверх, на пятый этаж.

На лестничной площадке пятого этажа я остановился, достал сигареты, закурил. «Ничего, пусть поищут, порыщут», – злорадно подумал я о гостях, о шефе, о Катюше… Катюша! Ведь это – моя жена! Хозяйка. Хозяйка. Госпожа… Я даже застонал, бросил окурок на пол и сердито раздавил каблуком. «Это ж надо – так наколоться… на старости лет!.. Жил себе спокойно, жил-поживал, так нет – жениться дураку захотелось! Сочинил себе сказочку о славной семейной жизни… сочинитель! Всё, брат. Кончилось твое авторство – теперь вместо тебя Катюша будет сочинять. Тьфу!..»

Дверь ближайшей квартиры распахнулась, выглянул сгорбленный старик в пижаме – и сердито сказал:

– Нехорошо, молодой человек. Что ж вы себе позволяете? Сами живете на третьем этаже – не спорьте, я знаю! – а пакостить пришли на пятый? Очень красиво!

– Вы о чем? – уставился я на него как на привидение.

– Как – о чем? – И старик затрясся от бешенства. – На пол плюете, окурки бросаете… ни стыда, ни совести!

– А где ж мне курить?

– Идите на улицу – и курите себе на здоровье. Или полезайте на крышу.

– Хорошо, – кивнул я. – Насчет крыши – идея ценная. Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. Вам вредно волноваться.

На крыше было хорошо.

Белый снег светился отраженным от луны матовым светом. Я присел возле люка, вытянул ноги – и свободно вздохнул. «Что ж, – подумал я, закрывая глаза, – здесь очень даже неплохо… надо запомнить это местечко… тайный приют моей печали… Ни одна душа меня здесь не обнаружит… ни за что… никогда…»