Книга Эхо первой любви - Мария Воронова

– Тогда что ты хочешь от меня? – резко спросил Зиганшин, которому вдруг в голосе Лены послышалась фальшь. – Я могу только то, что предложил.

– Да?

– Да! Устранять его физически, так, слава богу, я не киллер, а посадить… Наверное, бизнесмена такого уровня всегда найдется, за что прихватить, но у меня нет подобных полномочий. Я могу сделать так, что ты останешься жива и получишь то, что тебе причитается по закону, но на этом все. Восторжествовать над мужем благодаря мне у тебя не получится. В конце концов, ты сама выбрала его.

Лена грустно улыбнулась и погладила Зиганшина по плечу.

– Ах да, ты же не знаешь правду, – сказала она мягко, – у нас не было возможности объясниться, и я решила, что так будет лучше…

– Какую правду? – вскинулся Зиганшин, не любивший недомолвок. – Говори уж, раз начала.

– Дело в том, что мой выбор был, мягко говоря, не совсем добровольным. – Лена села и задумчиво отщипнула несколько виноградинок.

– Да неужели? – Мстислав Юрьевич вдруг разозлился. – И что ж такое происходило? Твоя семья голодала?

– Нет. Все гораздо проще. Иваницкий изнасиловал меня, и я забеременела.

Зиганшин почувствовал себя так, будто его с размаху ударили в живот. Он смотрел на Лену и ничего не мог сказать, только опустился в кресло и сильно потер лоб рукой.

– Так что выбора у меня не было, – продолжала Лена спокойно, – аборт я считаю неприемлемым, ты бы меня с чужим ребенком не принял, так что мне оставалось?

Зиганшин вздохнул:

– Наверное, ничего. Нет смысла теперь говорить: я бы то, я бы это! Не могу сказать, что бы я тогда сделал, да и не проверишь теперь. Но ты могла сказать мне правду.

– Ага, написать тебе такие новости туда, где ты тогда был, – фыркнула Лена, – чтобы вышибить у тебя землю из-под ног? Прости, Митя, но я тебя любила и не хотела твоей смерти.

– Господи, но как же так?

– Долго после свадьбы я хотела связаться с тобой и все объяснить, потому что мне было очень тяжело думать, что ты считаешь меня расчетливой стервой. Потом я решила, что так лучше, и тебе легче переживать наш разрыв, зная, что я предала тебя ради денег. И даже сегодня колебалась, признаться или нет, но вот призналась и не жалею, потому что правда всегда лучше вранья, какой бы она ни была.

Мстислав Юрьевич встал и протянул Лене руку:

– Сейчас не время рассусоливать, что да почему. Давай, Лена, собирайся и поедем. Может, у меня условия не такие царские, как здесь, но за свою жизнь тебе волноваться не придется.

Она покачала головой:

– Нет, Митя, я не побегу из собственного дома. Может быть, я ничтожная женщина, потому что забросила карьеру и занималась только семьей и детьми, но как жена и мать я всегда была безупречна и не позволю теперь вышвырнуть меня на помойку, как старую тряпку. Он взял меня силой, и да, я тогда сдалась, но теперь – нет! Пусть не надеется теперь силой же выкинуть меня.

Зиганшину снова, несмотря на волнение, почудилось что-то фальшивое в ее словах. Неожиданно пришло в голову, что она совсем забыла про опасность прослушивания и ведет себя свободно. Почему? От страха? Или все это игра, смысл которой пока ему неясен?

– Лена, охолони! – он взял ее за руку. – Тебе не победить ни при каких обстоятельствах, а пытаясь бороться, ты только хуже пострадаешь. Я помогу тебе…

– Спасибо, что откликнулся, – усмехнулась Лена, – откровенно говоря, я думала, что ты меня ненавидишь и будешь только рад узнать о моих несчастьях.

– Ну что ты! Лена, я разное к тебе чувствовал, но никогда не желал тебе зла.

В бассейне было слишком жарко и влажно, Зиганшин почувствовал себя распаренным младенцем, а все происходящее внезапно стало казаться ему нереальным.

Он сказал, что если еще несколько минут пробудет одетым в бассейне, то простудится, и Лена повела его в гостиную, большую просторную комнату, выдержанную в светлой цветочной гамме. Мстислав Юрьевич сел на шелковый диванчик и украдкой взглянул на часы: оставалось совсем немного времени, чтобы успеть в больницу. Лена скрылась где-то в глубине дома, чтобы появиться через несколько минут одетой для улицы.

Зиганшин понял намек и встал.

Они вышли из дома, Лена взяла его под руку, и они медленно двинулись по аллее к воротам.

– Митя, так ты мне поможешь? – мадам Иваницкая с просительным выражением заглянула Мстиславу в лицо.

– Я ж говорю, – нахмурился тот, мучаясь от медленной ходьбы, съедающей драгоценные минуты, – поехали.

Лена покачала головой:

– Не хочу, чтобы он остался безнаказанным. Он разрушил мою жизнь, лишил меня возможности быть с любимым человеком, а после того как я смирилась с неизбежным и семнадцать лет была ему верной женой, он просто выкинет меня в канаву, и все? Отряхнется и пойдет дальше?

– Лена, ну почему в канаву-то? Ты сейчас в самом расцвете, молодая дама с почти взрослыми детьми. У тебя столько перспектив открывается!

– Ты, кажется, не понимаешь, о чем я говорю, – она нахмурилась, – или ты совсем не любил меня? Тебе все равно, что он отобрал меня у тебя?

– Не все равно. Только я не знаю, что можно сделать с этим теперь.

– Ты мог бы хотя бы повидаться с ним?

– Зачем?

– Поговори с ним, скажи, кто ты такой.

– В смысле, твой бывший или в смысле, что мент?

– Ой, Митя, не тупи! Конечно, что мент! Скажи, что переживаешь за меня, и, если со мной что-нибудь случится, ты этого просто так не оставишь.

– Лена, но это очень глупо. Угрожать – все равно что расписываться в своем бессилии.

– Ну хорошо, повидайся с ним как мой представитель. Митя, ты же важный полицейский чин, неужели ты ничего не можешь?

– Все, что могу, я тебе предложил, – сказал Зиганшин резко и сел в машину, которую охранник как раз подогнал к воротам.

Он уезжал, не испытывая сильного беспокойства за жизнь Лены. Раз она не поехала с ним, стало быть, сама не очень боится, а больше нагнетает драматизма, чтобы заставить его делать то, что ей кажется нужным. Но совесть грызла его за резкое прощание, и, отъехав с километр, Зиганшин припарковался, позвонил Лене и сказал, пусть не волнуется, он сделает все, чтобы она нормально развелась и жила спокойно. Просто ему нужно обдумать, как лучше повести дело.

Свидание с Леной взбудоражило его. Зиганшин не солгал, когда говорил, что никогда не желал ей зла: он действительно не чувствовал ненависти к возлюбленной даже в ту минуту, когда мама в радостной сутолоке встречи отвела его в сторонку и неожиданно мягким и осторожным тоном сказала, что Лена не придет, потому что вышла замуж. Зиганшин помнил, как сначала посчитал это шуткой, и удивился, зачем маме, относившейся к Лене доброжелательно, вдруг понадобилось устраивать такой глупый розыгрыш. Может быть, они договорились так проверить его и Лена сейчас выскочит из шкафа? Весь вечер он надеялся и, только когда лег в кровать, понял, что мама сказала правду. Но и тогда сердце не затопило злобой, только тоска и огромная пустота образовались там, где еще утром жило счастье.