Книга Да будет воля моя - Дженнифер Бенкау

— А что ты сейчас пишешь? — спрашивает он.

У нее перехватывает дыхание. Она с трудом берет себя в руки.

— Да вообще ничего, — отвечает она затем. — Боюсь, что все закончилось. Я уже не могу писать, как ни пытаюсь.

— Нет идей?

— У меня идей, как звезд на небе, но я до них не дотягиваюсь. Я не могу заставить их стать словами, которые можно записать на бумаге. И тем не менее я все еще называю себя писательницей. Тебе это не кажется странным?

Он медленно качает головой, но в его глазах блестит желание понять, что с ней происходит, — как бы вопрос без вопросительного знака.

— Это то же самое, как бывает с убийцей, — говорит она и улыбается из-за того, что на его лице появилось выражение испуга. — Все равно, сколько времени прошло с тех пор, как он умертвил свою жертву, все равно, что убийца после этого делал и кем он стал, — жертва навсегда остается мертвой, а убийца навсегда остается убийцей. И то же самое бывает, если ты написал роман.

Он раскачивает бокал и смотрит, как в нем кружится вино:

— О чем ты писала?

— Мой роман называется «Зеркальные капли», — отвечает она. Ее вторая книга и все остальное, что она когда-то написала, не заслуживают даже упоминания. — Моего героя зовут Мартин. Он приятный человек, который работает психологом и время от времени кого-нибудь убивает.

— Звучит увлекательно.

— Да, увлекательно. Понятно, почему книга имела такой успех, хотя, конечно, критики говорили, что у меня средненький такой талант и стиль домохозяйки. Мартин очень и очень симпатичный. Однако у него есть другая сторона — второе лицо, как у двуликого Януса. Он видит ее только в каплях крови убитых им жертв, они становятся зеркалом его злой стороны. Он играет в жестокую игру, как кошка, понимаешь? Мартин очень хорош во всем, что делает… Он совершенный убийца. — Она пригубливает вино, чтобы дать возможность словам подействовать на Якоба. — Однако затем одна женщина-следователь приближается к нему на опасное расстояние.

— Но все же будет хеппи-энд и он скроется? — спрашивает Якоб и подмигивает ей. Но как только она собирается отвечать, он машет рукой: — Не говори ничего. Я это прочитаю.

Подают еду, и выглядит она фантастически прекрасно.

— Ты выбрал отличный ресторан, Якоб. Я уже давно собиралась зайти сюда.

— Думаю, ты относишься к людям, которым нужен повод, чтобы наградить себя чем-то особенным.

Она весело отмахивается:

— Ну, обо мне было уже слишком много рассказано. Я побаиваюсь людей, которые говорят только о себе, а еще больше боюсь, что как-нибудь поймаю себя на том, что сама так поступаю. Расскажи мне, что интересное ты делал в последние годы.

Его улыбка становится непроницаемой, и у нее появляется чувство, что за улыбкой он что-то скрывает.

— Откуда ты знаешь, что это было интересно?

— Интересно или нет — это вопрос точки, с которой ты смотришь. Я засела в этом городе, в браке, который был обречен на неудачу, и девяносто процентов своего времени, за исключением сна, проводила за тем, что наблюдала за мелькающей черточкой в абсолютно пустом документе формата ворд. Для меня интересно почти все, что происходит по другую сторону письменного стола.

— А если я тебе сейчас признаюсь, что моя жизнь проходила почти точно так же? — спрашивает Якоб. — Отношения, которые через короткое время разбивались, и рассматривание пустых страниц на мониторе. Я — журналист, Дерия. Я делаю то же самое, что и ты. Вот только свои темы я должен находить за дверью, вести расследования, в отличие от тебя, ведь ты находишь темы у себя внутри. Что из этого более интересно, зависит, как ты уже сказала, от точки, с которой ты смотришь.

— И ты был за границей.

— В Штатах.

— Я знаю, я помню.

— Брат моей матери жил там, ты об этом тоже знала?

Она качает головой. До сих пор она даже не знала, была ли у его матери вообще семья — хотя, конечно, никто не падает с неба. Однако в ее представлении эта пухленькая женщина была человеком без прошлого и будущего. Человеком, который существовал лишь для того, чтобы быть матерью Якоба и больше ничем. Деталью, которая нужна была только для вселенной Якоба, но не могла иметь ничего своего.

— Он пригласил меня, чтобы я там закончил школу.

Это неприятно удивляет ее — несмотря на все прошедшие годы, она чувствует укол в сердце.

— Этого ты мне никогда не рассказывал. Но почему?

— Чтобы не причинять тебе еще больше боли. Ты не могла поехать со мной, и с этим мне пришлось смириться. Я боялся, что ты будешь просить меня остаться здесь, как только мы заговорим об этом.

— Этого бы я никогда не сделала, — возражает Дерия. — Это же была твоя мечта.

Она знает, что врет, и он тоже это знает, поэтому Якоб пропускает ее слова мимо ушей.

— И я бы сдался, потому что я хотел всегда выполнять твои желания. Всегда. Я просто не мог по-другому.

Дерия представляет себе Якоба в виде духа из бутылки, порабощенного джинна, а саму себя — как избалованную принцессу. От этой картины ей становится противно. Тем более когда она понимает, что именно это было ее мечтой, когда она была совсем юной, — она хотела быть принцессой, одинокой прекрасной жестокой принцессой, у которой есть джинн в бутылке, и он появляется по первому ее желанию.

«Он разбил бутылку», — думает она, и в первый раз ей приходит в голову, что внезапное и болезненное окончание их отношений, возможно, имело и хорошие стороны. Кто знает, что могло бы случиться из них дальше.

— Да, я тогда была монстром, — говорит она и смеется, хотя, к сожалению, в этом нет ничего веселого.

Якоб лишь качает головой:

— Я тогда просто не дорос до тебя.

— И тебе пришлось сбежать на другой континент, чтобы удрать от меня. Расскажи мне об этом.

— Да нечего там рассказывать, — говорит он.

— Ну, давай.

— Что? — Он поворачивает руки ладонями кверху. Мелкий, но тем не менее резкий жест. — Нечего рассказывать. Ничего такого, что бы тебя интересовало.

— Ты же не имеешь ни малейшего понятия, что меня интересует! Ты интересуешь меня. Ты и твоя жизнь, а прежде всего каждая женщина, которая занимала мое место. Почему ты об этом не рассказываешь? Боишься ранить меня?

— Я пересек всю страну, — говорит он и вздыхает с чувством, — и видел каждый город, который там есть, но никогда не находил того, чего, собственно, искал.

— Ага. Ты сам не хочешь ранить себя. Но так дело не пойдет, Якоб. Так — не пойдет, не со мной. И что же ты искал? — допытывается она.

— Может быть, у меня был бы шанс найти, если бы я только знал, чего ищу.

— Значит, ты поэтому вернулся назад?