Книга Хаос. Отступление? - Хью Хауи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лайнус презрительно ухмыляется. Я вижу это сквозь его плотно натянутый на тело песчаный костюм. Я смеюсь и решаю, что стану подначивать его всю дорогу. По крайней мере один из нас получит удовольствие от поездки.
Волны песка ударяют по корпусу корабля. Мы увеличиваем скорость. Я перестаю улыбаться. В воздухе ощущается электричество – приближается буря. Беда. Нужно было остаться дома и наплевать на приказ. Черт бы побрал этих начальников.
Надеюсь, нам повезет. Может быть, я выкарабкаюсь?
* * *
Нам не везет. К вечеру ветер достигает скорости в пятьдесят узлов. Ураган. Из ушей Рекса я выковыриваю кучи песка, а потом укрываю его с головой плотной марлей. Он мне вполне доверяет, а потому сидит спокойно.
– Не кусай марлю, – говорю я. – Она медицинская. Хорошая, хорошая собачка!
Вокруг кромешная темнота, и видны только носовые навигационные огни. Поднявшийся с поверхности песок блокирует обзор. Сверкают молнии, но разряды длятся недолго. И вдруг небо раскалывается вспышкой и мощным грохотом. С дюжину песчаных вихрей взметнулись над равниной, каждый три фута в ширину и шесть футов в высоту, но чудовищной разрушительной силы.
Один из них направляется прямо на нос нашего корабля. Я толкаю Рекса вниз и накрываю его своим телом.
Бах!
Волна песка пробивает пластик. Рекс пытается выпрыгнуть, но я привязываю его к креслу веревкой. Он пытается вырваться, веревка затягивается на его горле, из которого вырывается хриплый лай.
– Нам необходимо укрытие, – говорю я.
Лайнус включает двигатель на полную мощность, но корабль не прибавляет скорости, а только стонет и скрежещет. Мы тащимся вперед еще с полмили, делая все возможное, чтобы избежать столкновения с песчаными вихрями. Корабль уже не плывет, а ползет как червь. Сердце Рекса бьется в два раза быстрее обычного. К его лаю начинает примешиваться скрежещущий звук шестеренок, в которые попал песок и которые утратили способность поворачиваться синхронно.
– Остановите корабль, – говорю я.
Лайнус не обращает на меня никакого внимания. Он получил приказ, а класс «С» не способен к абстрактному мышлению.
– Возле Красного Камня есть станция, – говорю я. – Где-то в ста метрах к востоку. Если вы не остановитесь, я выпрыгиваю.
– Собака существо несущественное, – отвечает Лайнус.
Я отвязываю Рекса, встаю и пытаюсь сообразить, как мне прыгнуть с ним на руках, да еще не повредив ни себя, ни его. В этот момент Лайнус дергает за рулевое колесо и бросает якорь.
– Отлично, – говорит он.
Спускает и закрепляет паруса, хватает сумку с моими прототипами и выпрыгивает.
Мы с Рексом выпрыгиваем за ним.
Мы тащимся по каньону, образованному двумя рядами небоскребов. Ветер здесь гораздо сильнее и острее. Мы идем согнувшись под углом восемьдесят градусов. Песок бьет в нас с такой силой, что суставы хрустят от напряжения. Я крепко прижимаю скулящего Рекса, касаясь губами его теплой свалявшейся шерсти. Вокруг нас дома высотой до тысячи футов, с пустыми окнами и разбитыми неоновыми надписями, которые когда-то зазывали людей:
– Азартные игры! Стриптиз! Лас-Вегас!
Я видел фотографии. Здесь даже были американские горки.
Сигнал показывает, где вход в укрытие. Оно отмечено тремя оранжевыми треугольниками, которые располагаются кругом, словно разрезанный пирог из тыквы. Мы с Лайнусом поднимаем люк. Он входит первым, я иду следом с Рексом на руках. Поскольку руки у меня заняты, закрыть люк уже не могу и зову на помощь Лайнуса, но этот ублюдок уже спустился на два пролета лестницы.
– Все хорошо, мой мальчик, все хорошо, – говорю я Рексу.
Тот отзывается лаем. Новый звук, звук пощелкивания, означает, что его левое легкое заблокировано. От звук болью отдается в моем позвоночнике.
– Не уходи, мой мальчик, – говорю я. – Мы прорвемся.
Рекс смотрит на меня мудрым усталым взглядом и прижимается к моей груди, словно говоря: «Все нормально, приятель, как скажешь. Только, прошу тебя, чуть-чуть помоги мне».
Мерцающие огни, забранные в пластиковые плафоны, способные противостоять песку, освещают мне дорогу на второй и третий этаж, где меня поджидает Лайнус. Мы забрались достаточно глубоко, и теперь издаваемые нами сигналы не проходят до адресата.
Старые туннели, подобные этому, покрывают большую часть земного шара. Люди спрятались в них, когда планета столкнулась с астероидом Апория. План туннелей был повсеместно универсальным: узкий вход, который вел вниз на несколько сотен или даже тысяч футов, а затем вместительная база с туннелями, которые отходили от нее, словно корни от дерева. Корни к минимуму сводили последствия катастрофы. Люди надеялись, что Верхний воздух лет через десять очистится, но, чтобы выжить наверняка, взяли с собой запасов на двадцать лет. Но воздух так и не очистился. Ни через двадцать, ни через сто лет.
Что мы только не делали, чтобы выжить! Как хорошо, что никто не удосужился фотографировать.
Мы спускаемся на самый низ. С трудом читаемые знаки указывают на входы в темные тоннели. Их одиннадцать, девятью из которых можно пользоваться. Оставшиеся два нуждаются в чистке. Укрытие не такое глубокое, как я ожидал – не более двухсот футов. Наверное, проникнуть глубже не позволил гранит.
По всей стене – граффити:
– Долой киборгов!
– Майк + Дори = любовь!
– К черту всех, входящих сюда. Буквально.
– Хитин – для плебеев!
– Ты шла по тоннелю
С человеком, которого я люблю
Это хайку.
Мы с Лайнусом снимаем костюмы и вытряхиваем песок, потом надеваем вновь. Материал тонкий, но крепкий; когда костюм надеваешь, он облегает тело как жидкая краска. Жаль, что Рекс не может такой носить. Я склоняюсь над ним и поглаживаю его вздымающееся брюхо. Он слишком устал, чтобы стоять, но кожа у него розовая, значит, кислород он получает.
– Вы знаете, когда это место очистили от выживших? – спрашиваю я Лайнуса. Наши порты уже не подключены друг к другу, поэтому я вынужден пользоваться речью.
– А его и не очищали, – говорит Лайнус. Горло его, как видно, тоже забито песком.
– Не стоит усилий, – продолжает он. – Они тут все поражены радиацией. Генетические отклонения. Мозги класса «F». Сами вымрут.
Значит, несколько выживших все еще могут здесь болтаться.
Смотрю на потолок. Там – старый рисунок города с центральной улицей и штрихами намеченными фигурами людей, которые приветственно машут руками рядом со старомодными ранчо. Я помню дизайнера – Фрэнк Ллойд Райт. Ярко сияет словно запеченное в кляре бело-желтой солнце. Какой же это был удивительный мир!