Книга Юрий Гагарин - Лев Данилкин

Не бог весть какая занимательная история про этот заводик; однако в том факте, что Гагарин самолично выплавлял решетку для МГУ, можно при желании услышать символические обертоны: будущий космонавт уже тогда делает решетки — декоративные, что характерно — для своего государства.

Глава четвертая
ГАГАРИН И СЕРЫЕ ЧУГУНЫ

МГУ, обнесенный гагаринскими решетками, стал ощутимо величественнее, чем раньше, однако никому так и не пришло в голову отблагодарить семнадцатилетнего литейщика, предоставив ему возможность пройти курс обучения на каком-либо из факультетов. Жаль: стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати, а никаких идей о том, как именно должна выглядеть его дальнейшая карьера, у Гагарина не было. Теоретически, можно было сразу включить заднюю передачу и приступить к работе на каком-либо гжатском предприятии, однако насмотревшийся на Москву Гагарин счел такой сценарий малоперспективным.

Физрук, обративший внимание на его акробатические способности, посоветовал ему поступить в институт, где готовят преподавателей физкультуры. Л. Обухова утверждает, что Гагарин хотел попасть в физкультурный вуз города Риги (любопытно, что если бы он зашел в дверь, любезно приоткрытую для него биографом, то учился бы там более-менее одновременно с великим баскетбольным тренером Евгением Гомельским — многообещающее совпадение, учитывая гагаринскую одержимость баскетболом). Мать, Анна Тимофеевна, настаивает: то был Ленинград. Т. Чугунов уверен, что Гагарин поехал поступать в Мытищи, где якобы — смелое, но маловероятное предположение — находился филиал Ленинградского техникума физической культуры.

Скорее всего, Гагарин, будучи юношей практичным и сметливым, просто сел в Люберцах на пригородный поезд и проехал несколько станций до Малаховки — где находился Московский областной техникум физической культуры. Так или иначе, куда-то ведь он сдавал экзамены, раз Б. Столярж — отдавший свой голос за мытищинскую версию — приводит их результаты: «Пробежал стометровку за 12,6 секунды, километровую дистанцию преодолел за 2 минуты 46 секунд, прыгнул в длину на 5 метров 11 сантиметров, 26 раз отжался от земли, получил наивысшую оценку при выполнении специального гимнастического комплекса» (20)[14].

Отчаянное сопротивление идее стать инструктором по фитнесу неожиданно оказал отец — Алексей Иванович. Узнав из письма о намерениях сына, он «помрачнел» и задал довольно резонный вопрос: «Что же это за работа — бегать?» — после чего потребовал от жены: «Ты ему напиши, Нюра, что мужчине такое не к лицу». Та было заступилась за сына, но «муж уперся: „Напиши, Нюра. Если он в моем совете нуждается, слова моего ждет, так вот оно: я не согласен! Пусть бегает или там во что хочет играет, если останется свободное время от нужных дел“» (26).

Под «нужными делами» явно подразумевалась высокооплачиваемая должность квалифицированного рабочего — и что тут было возразить?

Закоперщиками поездки в Саратов выступили Чугунов и Петушков — во всяком случае, они приписывают себе эту заслугу. Почему именно Саратов, а не та же Москва; где Люберцы, а где Саратов? Дело в том, что еще в 1949 году Гагарин умудрился выбрать специальность, позволяющую прибиться к «нужным делам», — но крайне неудачную в плане возможности повысить свою профессиональную квалификацию.

Отсюда и Саратов — там был уникальный в своем роде техникум, где готовили мастеров по литейному делу. Важным фактором было то, что саратовский индустриальный входил в ту же оргструктуру, что и люберецкое училище: «Трудовые резервы». «Резервы», напомним, были оригинальной, разработанной в СССР глубоко эшелонированной системой подготовки рабочих кадров, позволявшей молодежи не просто получить специальность, но и развиваться в профессиональном отношении: фабрично-заводское училище — ремесленное училище — техникум. (Именно такой — отлаженной и демократичной — системе образования после 1961 года завидовали американцы и европейцы, с горечью осознавшие, что во многом именно благодаря ей Советский Союз смог выиграть битву за космос.) Да, опять отливки, опоки, вагранки — зато полное гособеспечение: жилье, униформа, питание.

В эпоху, когда нефть стоит 100 долларов за баррель и при этом государство всерьез подумывает отказаться от идеи платить студентам стипендии, это кажется невероятным, однако факт: нищее, пережившее шесть лет назад страшную войну государство — в лице директора люберецкого училища — выдало троим выпускникам-отличникам деньги на дорогу и даже прикомандировало к ним эскорт — воспитателя, чтобы тот поехал с подростками в Саратов и присмотрел за ними, мало ли что случится в дороге.

Несмотря на стелющийся за ним еще со времен Грибоедова шлейф убогой провинциальности, Саратов мог похвастаться далеко не заштатным индустриальным техникумом. Там давали среднее — формально, и очень хорошее — по сути, по любым меркам — образование. До революции заведение называлось Александровским ремесленным училищем, и еще в конце XIX века здесь возникло собственное литейное производство — плюс, на счастье Гагарина, соответствующий факультет. Учили там не просто на квалифицированного рабочего, а на литейщика-технолога, способного руководить литейным цехом на каком-либо предприятии — ну или, на худой конец, преподавать литейное дело в ремесленном училище, хоть в тех же Люберцах. Здесь была солидная учебная база — «лаборатории, библиотека, кабинеты по различным специальностям» (1). В целом, со стороны Гагарина поездка в Саратов была разумным шагом — там можно было и развить полученные навыки, и получить новые знания, и не забрасывать спорт.

В пункт назначения подростки — кстати, вы знаете, что Гагарин — ровесник сэлинджеровского Холдена Колфилда? В 1951-м, во время публикации романа «Над пропастью во ржи», обоим по 17 лет; это к тому, что на самом деле могло быть в голове у Гагарина и чего мы никогда не увидим за всеми этими анкетными данными из серии «приехал», «поступил», — прибыли 15 августа 1951 года. Им сразу выделили общежитие, а наутро они пошли в приемную комиссию.

Директор А. Коваль, принявший их в кабинете, где «за стеклами шкафов были круглые манометры, квадратные амперметры, стеклянная электрофорная машина и собрания сочинений Ленина и Сталина» (1), предложил отличникам, имевшим право быть зачисленными без экзаменов, в качестве теста отлить — вы не поверите — опять решетки, чугунные ажурные решетки, на этот раз для ГПКиО (Парка культуры и отдыха). Преподаватели и мастера «искренне удивлялись, глядя на Гагарина: маленький, сноровистый и сильный, с отлитыми решетками челноком сновал» (19). «Ограда с этими решетками и поныне стоит в Саратове» (19). Но где конкретно в Саратове? И интересовался ли Гагарин, куда деваются утки, когда пруд в парке замерзает? Вряд ли кто-нибудь сможет ответить на эти вопросы.

К моменту поступления относится и один из тех эпизодов в жизни Гагарина, что заставляют поднять бровь: помимо заявления о приеме нужно было предоставить и автобиографию — и Гагарин ее предоставил, только вот там, где описывались другие члены семьи, было упомянуто лишь о родителях и младшем брате Борисе, тогда как о Валентине и Зое не было сказано ни слова. Что это означало в 1951 году, догадаться нетрудно: при побывавших в плену родственниках Гагарина могли не взять учиться. То был шаг не вполне благовидный, однако предусмотрительный.