Книга Тень рыси - Виктория Холт

Он посмотрел на меня и чуть заметно улыбнулся.

— Ты храбрая девочка, Нора. Тебя совершенно не волнует, что можешь обидеть меня.

— Я знаю, что такие, как вы, не терпят критики. Так надо же хоть кому-то высказать ее.

— И этим человеком решила стать ты?

— Просто я хочу показать, что не боюсь вас.

— А если я попрошу тебя покинуть мой дом?

— Уложу свои вещи и уеду.

— Куда?

— Не все ли равно? Это лучше, чем оставаться там, где ты никому не нужна.

Он не спускал с меня своих синих глаз.

— И ты считаешь, что никому не нужна здесь?

— Я в этом не уверена.

— Ну-ка скажи мне правду.

— Вы дали слово, моему отцу, а поскольку вы человек, который держит слово, если…

— Так, так, продолжай.

— Если это не причиняет вам каких-то неудобств.

— Поверь мне, Нора, твое присутствие в доме не приносит ни малейших неудобств. Иначе ты бы для меня просто не существовала. Ты была откровенна со мной, и я буду столь же откровенен: ничего не имею против увеличения моей семьи. Я хотел сыновей, однако, и дочери тоже хороши, иногда даже полезны.

— Так, значит, от меня есть польза?

— Не могу сказать, что я недоволен своей большой семьей. Ладно, давай играть. Не забывай, что тебе еще нужно отыграть шахматы.

Мы начали. Я чувствовала, что его интерес ко мне растет, и ликовала в душе.

Стирлинг был прав. Нельзя было жить с ним под одной крышей и оставаться к нему равнодушной.

Стояла жара. По утрам я помогала на кухне или работала в саду, а днем старалась найти местечко попрохладнее: лежала под акацией и читала, хотя настоящей напастью были мухи. Еще лучше было сидеть с делаидой в ее комнате, шить или читать вслух Ей нравились Джейн Остин и сестры Бронте. Она так же, как и ее отец, проявляла страстный интерес ко всему английскому. Она сидела очень тихо, сложив руки на коленях, но мне казалось, что ей хочется побыть со мной наедине и поговорить о том, что случилось когда-то в местечке Розелла Крик.

Так проходило то лето. Но скоро должны были наступить холода, и Аделаида предложила съездить в Мельбурн, чтобы купить кое-какие вещи. Их, конечно, могли доставить на дом, но Аделаиде очень нравилось самой выбирать все, что нужно. Теперь, когда я освоилась в здешних местах и стала неплохой наездницей, мы могли бы отправиться верхом и даже разбить лагерь в пути.

По вечерам я нередко играла с Линксом в шахматы. Ему неизменно доставляло садистское удовольствие наблюдать, как ужасно мне хотелось его обыграть. У меня уже стало какой-то навязчивой идеей постоянно доказывать Линксу, что я его не боюсь, хотя мои чрезмерные усилия скорее доказывали совершенно обратное.

Тем не менее, те вечера в библиотеке, под лампой из розового кварца, отбрасывающей мягкий свет на шахматные фигуры, уже стали частью моей жизни. Мне нравилось сидеть напротив Линкса, наблюдать за этими длинными артистичными пальцами. Я начинала безумно волноваться, когда замечала, что еще несколько ходов — и я объявлю ему шах. Но у него всегда был наготове какой-нибудь сокрушительный ответный ход, который вынуждал меня переходить от атаки к обороне. Я поднимала голову и встречалась с его завораживающим взглядом. Глаза Линкса, полные веселья, блестели от удовольствия.

— Сегодня опять не получилось, Нора, — говорил он. — Какая жалость! Это такие необыкновенные фигуры. Взгляни на эту ладью. Какие тонкие линии!

А когда ты выиграешь, все равно будешь играть со мной? Мне бы не хотелось, чтобы наши партии прекратились только потому, что успех перешел от одного к другому.

Я все лучше узнавала его, бывали даже минуты, когда он, казалось, снимал тот непреодолимый барьер, который делал его гордым, неуязвимым, всемогущим.

Как-то раз я немного раньше пришла в библиотеку. Постучала, но никто не ответил, и я вошла. Линкса в комнате не было, и я с удивлением отметила, как изменило ее отсутствие хозяина. Теперь это была самая обычная, хотя и мило обставленная комната, с плотными коврами и тяжелыми бархатными шторами. За отдернутым занавесом виднелась приоткрытая дверь, о существовании которой я прежде не знала. Я подошла и заглянула в нее.

Он был там, но увидел меня не сразу. Перед ним на столе были расставлены несколько полотен.

Линкс поднял голову.

— А, Нора, — сказал он. — Уже пора?

— Я немного раньше времени. Мои часы спешат. Он помолчал, а затем сказал:

— Входи.

На мольберте был натянут холст, на стуле лежал забрызганный краской пиджак.

— Вот мое убежище, — сказал он.

— Я помешала?

— Наоборот, ты здесь по моему приглашению.

— Вы художник.

— Это вопрос?

— Нет. Я знаю.

— Ты удивлена? Не думала, что обладаю такими талантами? А может быть, считаешь, что у меня его вообще нет, таланта? Вот, суди сама!

Он взял меня под руку, впервые.

— Все эти картины на стенах написаны мной, — сказал он.

— Вы настоящий художник.

— Сразу видно, что ты не знаток.

— Но эти картины!..

— Они лишены техники или как там это называется, и очень далеки от совершенства.

Я остановилась перед портретом женщины. Мне показалось ее лицо знакомым.

— Ну как, нравится?

— Да. Лицо мягкое, нежное и выражение такое… доброе.

— Ты хотела сказать что-то другое?

— Не знаю. В ней есть что-то беспомощное, жалкое.

Он кивнул и подвел меня к следующей картине.

— А это автопортрет.

Сходство было несомненным, но только внешнее: густая копна светлых волос, борода, гордое лицо. Однако это был не тот самолюбивый, властный человек, которого я знала.

Потом он показал картины, расставленные на столе. Так это же Уайтледиз — тот самый, где мы были со Стирлингом.

— Вот он, — невольно вырвалось у меня.

— Ты ходила туда со Стирлингом. Он рассказывал мне, как ветром у тебя сорвало шарф.

— Стирлинг, видно, рассказывает вам обо всем.

— Ну, кто же это рассказывает обо всем? Но я знаю многое из того, что на душе у Стирлинга. Как-никак он мой сын.

— И вы любите его больше всего на свете.

— Это не совсем так. Я способен на сильное чувство, но не дарю его всем без разбору. Однако это не значит, что, полюбив, я скуплюсь на проявление чувств.

— Как вам удалось написать дом, которого вы никогда не видели?

— Разве? В этом доме. Нора, я жил. Я его хорошо знаю.