Книга Чужое сердце - Шарлотта Валандре

Я знакома со множеством форм любви.

Стивен – моя первая спокойная любовь.

Февраль 2006 г.

Сегодня я закончила работу на дубляже в студии Булонь-Бийянкур, предложенную мне очаровательным Жени Жераром. Я приняла эту скрупулезную миссию с легкой душой. От меня уже ничего не хотят, кроме голоса? Почему бы и нет. Сегодня впервые я говорила от имени очень красивой и вездесущей американки Дженифер Энистон в фильме «Ходят слухи». Утром я выпила корсиканский чай и большой стакан шипучего витамина С. Эта девочка обладает невероятной энергией. За скоростью ее реплик сложно успевать, но мне нравится быстрота речи, которая оживляет комических персонажей. Дженифер заставляет меня задуматься. Ее бойкость напоминает мне бойкость Мириам из сериала «Кордье». Думаю, переводчикам пришлось урезать фразы, английский более синтетический, чем наш прекрасный протяжный язык.

В кабинке, со шлемом на голове, уже прочтя текст, постепенно высвечивающийся, как в караоке, красными буквами, когда моя героиня наконец замолкает, я смотрю на нее. У меня ощущение, что я знаю досконально ее жизнь, полностью освещенную в прессе. И все же сегодня, когда мы встретились лицом к лицу, при всей моей профессиональной симпатии Дженифер со своей золотистой укладкой кажется мне загадочной.

Ее бешеная жестикуляция, ее шаловливые улыбочки не способны меня обмануть. Эта девочка блистает в бурлескных комедиях, в то время как, возможно, в ее собственной жизни разворачивается тяжелая драма. Ее лицо такое гладкое, что я не могу определить, двадцать ей лет или сорок. Она скрывает больше, чем выражает. Когда я всматриваюсь, мне кажется, что я чувствую ее страдание, одиночество, колебания. В перерыве я говорю об этом своему коллеге-актеру, который дублирует ее жениха и, похоже, спешит завершить свой тяжкий труд. Он ошеломленно смотрит на меня, нервно затягиваясь сигаретой, и отвечает:

– Тебе нужен отпуск.

– Нет, я внимательна к страданиям женщин!

Потом я машу рукой, чтобы отогнать от себя этот дым, который вызывает у меня кашель. Мой коллега отходит на несколько шагов, томно покачивая головой, и со смехом продолжает:

– Ты бы лучше мысли читала – больше б денег заработала.

– Да, ты прав… я как раз завтра иду к медиуму – вот и проконсультируюсь, обучусь новому ремеслу.

Пьер, «божественный ясновидящий», живет в Вокрессоне. Этот маленький городок находится за границами Парижа, в западном пригороде. Мне придется сесть за руль. Это не вызывает у меня бурного восторга. Кибитка номер два стоит в мрачном подземном паркинге, находящемся в десяти минутах от дома. Выходя на улицу, я приятно удивлена теплотой воздуха. Обещали потепление. Этим утром я кутаюсь в дубленку из шкуры кремовой афганской овцы, очень курчавой и поддерживающей нужную для моего тела температуру. Я регулярно распахиваю ее и хлопаю шерстяными крыльями.

Крик над головой заставляет меня поднять глаза. За старыми многоэтажными зданиями в ясном сером небе заблудилась чайка. Кажется, она следит за мной сверху. Проходя мимо ресторана «Маленькая Лютеция», где я иногда обедаю, я окликаю на тротуаре того симпатичного старого официанта, что отвечает за ракушки.

– Это ведь чайка, да? – говорю я, вытягивая руку.

– Да, такое иногда случается, одиночных чаек с моря заносит северным ветром, и они летят вдоль Сены…

– Она сопровождает меня от моего дома. Забавно, правда?

Официант не отвечает, он улыбается мне и сосредотачивается на гигантском блюде морепродуктов, которое методично составляет.

– Хорошего дня, месье.

Я иду дальше до «Бон Марше» в компании чайки, летящей над головой. Подойдя ко входу в гараж, я останавливаюсь на пару мгновений, чтобы посмотреть на нее. Я прослеживаю круги, которые она чертит в однообразном небе. Эти равномерные движения завораживают мой взгляд…

«Лети, лети, птичка…» Когда умерла моя мать, боль была слишком сильной, слишком глубокой, чтобы плакать. Мою печаль нельзя было выразить словами. Я была полностью парализована. Я чувствовала себя виноватой. Я переживала тяжелую любовную историю, кино уже закрыло для меня свои двери, моя жизнь представляла собой череду бед, и теперь моя мать тоже уходила. В церкви я пела эту арию Жан-Жака Гольдмана: «Лети, лети, птичка, ничто тебя не держит…»

Я вновь думаю о своей больной матери. Я вновь вижу ее, улыбающуюся и лысую, надежную и спокойную до самого конца. Ее тело было похоже на мое сразу после пересадки – тощее и с пухлым животом. Ее спокойное лицо, большие глаза отпечатываются в туманном небе. Моя чайка все еще там. Невероятно. Это сон? Я тихо целую пальцы и поднимаю руку в ее направлении. «Лети, лети, птичка…» Какой-то прохожий останавливается рядом со мной и, заинтригованный, поднимает голову, чтобы проследить за моим взглядом, затем с удивлением глядит на меня. Я приветствую его энергичным «добрый день!» и захожу в свой гараж.

Подземные паркинги для женщины всегда оказываются испытанием. Эта тишина, эти закоулки, эти тени, эта серость повсюду. Я напеваю, чтобы обмануть свой страх, чтобы проверить, ответит ли мне кто-нибудь, и иду как можно быстрее. Афганская овца бежит трусцой, крепко прижав к себе сумочку. Я всегда захлопываю дверцу машины с облегчением. Я в очередной раз обещаю себе найти новую стоянку для Кибитки номер два. Я сразу же запираю дверцы, быстро осматриваюсь вокруг и поворачиваю ключ.

Звук мотора взрывает тишину и заставляет дрожать гору металла и пластика, в которую я залезла. Я кладу одну руку на рычаг переключения скоростей, другую на руль, и в этот момент в моей голове раздается глухой грохот. Уставившись на ветровое стекло широко раскрытыми глазами, не отражающимися в нем, я вижу несущуюся дорогу, как в компьютерной игре, длинный бульвар, в самом конце, вдалеке, одна-две высокие колонны, затем площадь, огромная, я знаю это место, мое ожерелье из мерцающего золота, фары ослепляют, дождь колотит по крыше… Я отбрасываю все это прочь, закрываю руками глаза и тру их, чтобы проснуться. И тотчас возникает младенец, и из меня вырывается крик.

Обезумев, я выхожу из машины. Я бегу по паркингу, я врезаюсь в соседа, толкнув его в плечо. Я слышу, как он кричит, но не могу ничего выговорить, я убегаю. Вновь оказавшись на тротуаре, я поднимаю голову, вытягиваю шею, я чувствую, как струятся слезы. Я судорожно дышу, вглядываюсь в пустое небо. Я хочу снова прийти в себя. Я успокаиваюсь, молюсь, зову маму. Ах, если бы она избавила меня от этих видений, которые теперь вламываются ко мне не только ночью, но и днем!

Я медленно дохожу до отеля «Лютеция», я собираюсь поймать такси, это обойдется мне в целое состояние, но я больше не хочу садиться за руль. В машине я опускаю стекло, свежий воздух бьет меня по лицу и заставляет ресницы трепетать. Мои руки беспокойны и напряжены. Такси едет быстро, маневрирует в потоке уличного движения и пытается сохранять постоянную скорость. Внезапно оно резко тормозит прямо перед велосипедистом, на которого оно чуть не наехало. Я кричу. Я хочу выйти, я прошу шофера остановиться на секунду, ссылаясь на то, что меня укачало. Я не издаю ни звука и прогоняю из своего сознания все образы, я стараюсь выставить внутри себя девственно-чистый щит.