Книга Воспоминания и размышления о давно прошедшем - Андрей Болибрух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(к большой и тихой нашей радости).
«CuO2 — двуокись кремния (купрум о два — двуокись кремния)»
(а это уже к радости ребят из группы химфака).
Полковник К. с большим уважением относился к своей науке, что нашло отражение в следующем его высказывании.
«Гражданская оборона вынуждена обобщать данные всех наук».
Тут же он добавил, что пишет учебник по гражданской обороне и так охарактеризовал его:
«Ну что вам сказать о моей будущей книге, в ней просто удачно скомпоновано все известное человечеству».
Вот еще некоторые из его знаменитых фраз.
«Председатель совета министров области».
«200 человек людей».
«6–8 лет спустя сегодня».
«Цель занятия была — расширить ваше творчество».
«Я ношу большой портфель и в нем имею на любой случай ответ».
«Он — плагиат».
«Преступления нас окружают везде и кругом».
«Те силы, которые стремятся к войне, видимо, еще существуют».
«Садиться за прочтение литературы поздно».
(Последнее было сказано, в связи с необходимостью самообразования, которую остро ощущал К.)
«Расчет не от умного мышления, а от учета реальных действий».
«Нельзя сказать, что дилетанты, конечно, кое-что знают в своем деле».
«Мы хорошо понимаем одну вещь, но никак не хотим ее понять, вот в чем дело».
По поводу одной задачи, о которой мы спросили полковника, он ответил, что для ее решения.
«Тут надо иметь или соломоновую голову, или высокий диалект».
(Трудно не согласиться с такой точной и лаконичной оценкой!)
А вот серия высказываний о жизни и об умении правильно себя вести в ней.
«Всегда не улыбайтеся!»
«Молчаливый человек, иногда и дурак, выдает себя за умного».
«Моя дочь очень неумная, но она берет физически».
«Трудом можно взять многое».
Была в полковнике какая-то поэтическая жилка, что отразилось в следующих его фразах.
«После применения химического оружия нельзя прикасаться к веткам листьев».
«Уже через 2 часа кислорода в воздухе не окажется, у людей начнутся обмороки».
«Он падает в глубокое, а в конце-концов и пожизненное забытье».
«На некоторых участках люди будут сидеть как неподвижные, как зачарованные, в погребах, в подвалах…»
«Танк и самолет не первой свежести».
А вот замечательная фраза, решающая проблему секса и порнографии в социалистическом обществе.
«Куда идет советский человек, если ему хочется посмотреть на голых женщин? — в Третьяковскую галерею».
И наконец, заключительные фразы К. о науке и о себе.
«Исследования Эйнштейна являются капитальным вложением в математику».
«Ядро еще намного не разрешено».
«Некоторые меня признают за сумасшедшего».
«Это правда, а не утверждение».
«Между мечом и атомной бомбой никакой разницы нет. Только мечом можно размозжить одну голову, а атомной бомбой — численно больше».
«На драме я растрачиваю нервную энергию, но не отдыхаю».
Полковник К. был необыкновенно артистичен. Помню, мы как-то спросили его, как распространяется взрывная волна. Дело было в аудитории 16–14, в которой имеются расположенные друг напротив друга два больших окна. Не говоря ни слова, полковник подошел к одному из них и, плавно изгибая вытянутые руки и торс, на полусогнутых ногах дошел до противоположного окна. Мне никогда не приходилось видеть такой наглядной демонстрации колебательного движения!
Как-то у нас на занятии зашел разговор о прикладах и скрипках, выяснилось, что дерево для них заготавливают на одних и тех же комбинатах. Но «наши скрипки как правил о не играют» — заявил полковник, объяснив это тем обстоятельством, что хорошую сушеную древесину пускают прежде всего на приклады, а на скрипки уже ничего не остается.
«Но вот однажды» — стал рассказывать нам, сидя за своим столом, полковник, — «один из директоров решил изменить этот порядок и попробовал пустить хорошую древесину на скрипки. И тут он почувствовал, что кресло из-под него уходит, уходит…» — произнося эти слова, К. приподнялся и стал медленно вытаскивать из-под себя стул. Мы, затаив дыхание, следили за манипуляциями полковника, но, к счастью, все обошлось без травм и, дорассказав историю, он не забыл вернуть стул в исходное положение. Что же касается несчастного директора фабрики, он-таки потерял свое кресло. Приклады — это вам не шутка!
К сожалению, карьера преподавателя для полковника К. внезапно оборвалась в 1968 году, когда, не разобравшись что к чему, какая-то студенческая группа с того же химфака написала на него коллективную жалобу (может быть, как раз по поводу купрум о два, не знаю), и полковник ушел из университета. А жаль!
Не зря на одной из парт в аудитории физфака я как-то прочел вырезанные перочинным ножом чеканные строки: глупее химиков только геологи!
Еще задолго до окончания аспирантуры я определился с выбором будущей профессии, решив стать преподавателем математики в ВУЗе. Я совершенно сознательно не хотел идти работать в какое-либо НИИ, руководствуясь при этом следующими двумя соображениями.
Во-первых, я считал, что работа, которая обычно составляет значительную, главную часть нашей жизни, должна быть осмысленной, то есть приносить пользу, результат. Мне кажется, что даже тогда, когда об этом явно не говорят, подобная прагматическая суть вида деятельности очень важна для работающего. В противном случае неизбежно наступает душевный дискомфорт и всевозможные сублимации, что находит свое отражение в многочисленных анекдотах о занятиях «наукой» в отраслевых НИИ, о бесконечном бессмысленном тамошнем времяпрепровождении. У меня не было уверенности, что я найду себе в НИИ настоящее дело.