Книга Чудовище и красавец - Ольга Куно

— Спасибо вам, — сказала я уже громче, вкладывая в это слово совершенно иной смысл, нежели в первый раз.

— Да не за что, — небрежно откликнулся оман. — Впрочем, есть. Я профессионально наливаю воду. Если еще когда-нибудь захочешь пить, обращайся.

Он отлично понял, о чем я говорила. Поэтому я не стала ничего объяснять. Вместо этого спросила:

— Почему вы это сделали?

Ну вот, настала моя очередь задать этот дурацкий вопрос. Только сейчас он почему-то не казался таким дурацким.

Увиливать и любопытствовать, о чем это я вообще, художник не стал. Но и ответ дал не самый искренний.

— Ты ведь мой ассистент, не забыла? Где я буду искать нового архитектора?

Я поморщилась.

— Да где угодно. Хоть бы и в столице.

Брик вздохнул. Кажется, необходимость исчерпывающе отвечать на мой вопрос заставляла его чувствовать себя не в своей тарелке. Аналогичный вопрос с его стороны вызвал во мне в свое время те же чувства.

— Ну, например, может быть, не тебе одной свойственно чувство справедливости?

Он говорил так, будто высказывал предположение.

Затем художник опустился передо мной на корточки (я все еще сидела рядом с Хахалем) и заглянул в глаза.

— Я просто счел, что девушка, готовая остаться без работы ради собаки, не заслуживает такой участи. Да и потом, — снова небрежным тоном добавил он, поднявшись на ноги, — ничего особенного я и не сделал. Уж если на то пошло, всем занимался Алон.

— Но вы же вызвали его посреди ночи! — горячо возразила я. — Отправились в столицу, отыскали его, каким-то невероятным образом уговорили этим заняться! И… — наверное, в этот момент я побледнела, — …он же сказал, что вы теперь ему должны.

Брик беззаботно фыркнул.

— Мы с ним как-нибудь сочтемся, — заверил он. — Между прочим, дома у этого самого Алона висят не одна и не две моих картины. Полученных, кстати, отнюдь не за деньги.

Он огляделся и направился к выходу.

— Пожалуй, я пойду. На твою квартиру наложено охранное заклинание, так что без твоего разрешения сюда никто не проберется. Вообще не думаю, что после всего произошедшего тебя кто-нибудь тронет. Алон об этом позаботился. Но на всякий случай будь осторожнее.

Меня действительно никто не тронул. Поначалу я смертельно боялась покидать дом и даже предпочитала, невзирая на дороговизну, нанимать экипаж вместо того, чтобы ходить на работу пешком. Но время шло, и становилось все более очевидно, что предсказание Брика имело под собой почву. Неприязнь и враждебность никуда не делись, и сказать, что в городе меня любили, нельзя было никак, но ничего драматичного не происходило. Меня просто старались не замечать.

Что же касается работы у Брика, тут все было как прежде. Оман вел себя так же отстраненно, как и всегда, был по-прежнему погружен в искусство. Я помогала с эскизами, занималась заказами, рисовала схемы. Вскоре после случившегося пришла Нирит, выразила свое возмущение судом Аяры, сказала, что поспешила к нам через портал, как только узнала. Вернувшийся из столицы Гильад рвал и метал, услышав обо всем даже не от меня, а от своих местных приятелей. Вот, собственно, и все. В скором времени судебный процесс не то чтобы забылся, но отошел в прошлое. Не слишком приятное (это мягко говоря), но и не особенно влияющее на настоящее.

Единственное — для меня, увы, работа уже не оставалась прежней. Вернее, прежним не оставался работодатель. Я замечала за собой, что все чаще смотрю на Итая иначе… Не так, как архитектору следует смотреть на омана. Я — человек вполне разумный и объясняла себе, насколько все логично. Можно даже сказать, неизбежно. Спасенная девушка испытывает определенные эмоции по отношению к своему спасителю. Тем более он красив. Тем более известный художник: это, как ни крути, весьма романтично. Тем более пользуется популярностью у других женщин: это тоже играет определенную роль. Все естественно, нормально, и не стоит придавать этому излишнее значение. Скоро пройдет. В конце концов, несмотря на специфическую внешность, ничто человеческое мне не чуждо, и увлекаться мужчинами мне доводилось. Без намека на взаимность, конечно же, но эти чувства все равно многое мне дали. Дадут и сейчас. А потом все пройдет, и останутся теплые воспоминания. Главное — двигаться дальше и не питать беспочвенных надежд.

Наверное, если бы я могла с кем-нибудь об этом поговорить, стало бы легче. Но я никому не доверяла в должной степени либо, если даже доверяла, не состояла в достаточно близких отношениях. А еще я испытывала чувство вины. Довольно-таки острое чувство вины по отношению к Гильаду. Мы с воином встречались уже несколько раз. Отношения не продвинулись пока за пределы дружеских, но к тому шло, и я была невероятно благодарна за это Гильаду, ведь до него уже много лет никто не смотрел на меня как на женщину, но… В мыслях меня преследовал образ Итая Брика. В присутствии воина это заставляло чувствовать себя отвратительно. Выходило, что я ничем не лучше всех тех людей, что отворачивались от меня. Между красавцем и мужчиной, лицо которого изуродовано свежим шрамом, я безоговорочно выбирала первого. Ирония судьбы? Человеческая природа? Слепая случайность? А может быть, я все-таки заслуживаю того, что произошло со мной много лет назад?..

В тот день все шло как обычно. Я работала у Итая (точнее, адона Брика, АДОНА БРИКА, как я мысленно напоминала себе бессчетное число раз). В небе за окном мастерской четко просматривалась луна, стремящаяся по форме к идеальному кругу. И это несмотря на то, что было еще светло. Правда, по этой причине она казалась почти прозрачной и больше всего напоминала маленькое застывшее на месте облачко. Оман стоял у мольберта, щурясь, разглядывая результат с разных сторон, потом принимаясь делать выверенные, немного резкие движения кистью.

В тот момент я прошла мимо, перенося несколько набросков к столу, и вдруг художник замер, а затем, не оборачиваясь ко мне, внятно произнес:

— Уходи из мастерской.

Я тоже застыла, глядя прямо перед собой. Внутри все сжалось; отчетливо вспомнился состоявшийся пару месяцев назад разговор Брика с друзьями, который мне случайно довелось подслушать. «Если особенно сильно коробит, отсылаю ее из мастерской по каким-нибудь делам». Обида острой иглой заколола в груди. А Брик тем временем приказал уже более резко:

— Убирайся отсюда! Быстро! До завтра не приходи.

Да, это был именно приказ. На смену обиде пришел гнев. Я резко развернулась.

— А что, ваше чувство прекрасного так сильно пострадает в моем присутствии?

Лишь зло выпалив это, я обнаружила, что художник успел повернуться ко мне лицом. Но суть заключалась не в этом. Я вдруг осознала, что он стоит без движения, глядя перед собой совершенно невидящим взглядом, а слов моих даже не слышит.

А потом, все так же не уделяя мне ни малейшего внимания, Итай сжал руки в кулаки, запрокинул голову и закричал.

Слов не было, просто гортанный крик, полный боли и отчаяния, шедший от самой души. Полностью шокированная, я застыла на месте, а он внезапно принялся метаться по мастерской из стороны в сторону без видимой цели и, кажется, совершенно не осознавая, что делает.