Книга Дневники. Я могу объяснить многое - Никола Тесла

«Фредди хочет посоветоваться со своим приятелем-адвокатом», – шепнул мне на ухо Обадия. Это меня обрадовало, поскольку внушало надежду.

В тот день дары сыпались на меня как из рога изобилия. Альфред сказал, что с завтрашнего дня я могу начинать работу в его лаборатории в «Вестерн Юнион телеграф», и настоял на том, чтобы я принял 30 долларов в качестве аванса. Я понял, что мое предложение принято.

Землекоп Тесла исчез навсегда. На следующий день я начал работу в лаборатории, а вечером переехал в приличный отель и купил себе новый костюм. Не у старьевщика, а в нормальном магазине. Это случилось в апреле 1887 года, и с тех пор апрель стал моим самым любимым месяцем.

После того как я вернулся к Богу, я в каждый приход в церковь ставлю свечи за упокой моих близких – отца, матери, брата, сестер, Антала Сигети и Обадии Брауна. Ничего, что Антал был католиком, а Обадия – баптистом. Свеча – это выражение моей признательности им за все, что они для меня сделали. Ничего больше я уже не могу для них сделать.

Новая компания

Бытует мнение, что сербы мстительны. Каких только небылиц ни рассказывают о нас, вплоть до того, что сербы развязали прошлую мировую войну[77]. Все равно, что сказать, будто нынешнюю войну развязали поляки или будто русские напали на немцев, а не наоборот. Я совершенно не мстителен, как и большинство сербов, но я снял контору для своей новой компании на Пятой авеню[78], вблизи конторы Эдисона. Этим я хотел бросить ему вызов и показать, что несмотря ни на что я жив-здоров и процветаю – имею свою компанию, которая того и гляди потеснит его. Я не сомневался в том, что двигатели и генераторы переменного тока вытеснят машины постоянного тока, и оказался прав.

Радости и беды идут вереницей. Вскоре после основания моей новой компании по электрическому освещению «Тесла арк лайт компани» в Нью-Йорк прибыл Антал Сигети. При взгляде на него меня охватило такое чувство, будто я вернулся в прошлое – в Будапешт, город с которым были связаны мои первые самостоятельные шаги как инженера. Антал стал моим помощником. Его легкий жизнерадостный характер озарил мою жизнь светом. Когда я рассказал, как меня обманули Эдисон и прежние компаньоны, он рассмеялся и сказал: «Забудь! Прошлое не имеет значения!» Я тоже считал так. Надо смотреть вперед, а не назад.

Впереди у меня вырисовывались весьма радужные перспективы. Я усвоил уроки, которые преподала мне жизнь, и на этот раз принял меры к тому, чтобы никто не мог выставить меня из компании. Я научился вести дела по-американски. Здесь говорят: «Если у тебя заболела голова, то сначала иди к адвокату, а затем уж к доктору». Мои интересы защищала адвокатская контора «Дункан, Кертис и Пейдж». Они в основном занимались регистрацией патентов, но помимо этого оказывали и общие юридические услуги. Это были грамотные юристы с бульдожьей хваткой. Обходились они весьма недешево, но зато я мог спать спокойно, не опасаясь каких-либо козней со стороны моих компаньонов и партнеров. Перед тем как приступить к производству машин двухфазного переменного тока, я получил патенты, причем подачу заявок на них компаньон фирмы Паркер Пейдж сопроводил всеми необходимыми предосторожностями, чтобы ни Эдисон, ни кто-то еще не смог бы украсть мои идеи до регистрации[79]. Все действовали через своих людей в патентном бюро. Мне кажется, что там не было бы сотрудника, который не представлял чьих-то приватных интересов. Как мне объяснил Паркер, воровство идей было поставлено на поток и осуществлялось весьма простым способом. Патент, сулящий большие прибыли, срочно копировался с кое-какими изменениями. Для этого при патентном бюро был неофициальный штат «бэджеров»[80] – инженеров, делавших копии. Скопированный патент регистрировался раньше подлинного. Паркер подробно рассказал мне про фокус с подстановкой номеров, но я не вникал в детали, а только возмущался – как так можно? Уберечься от кражи можно было единственным способом – иметь в бюро своего человека, который станет «приглядывать» за документами. Паркер выражался откровенно и цинично: «Или они (сотрудники бюро) получают деньги от нас за то, чтобы наш патент не был скопирован, или же получают от других за копирование его, но они в любом случае должны что-то получить». Примечательно, что в странах Европы патентные бюро работали иначе. Когда я спросил у Паркера, кого он отправит в Европу для регистрации моих патентов там, Паркер ответил: «Мы отправим документы почтой и этого будет достаточно».

Осторожность! Осторожность и быстрота! Опередить всех, быть первым и смотреть в оба, чтобы тебя не обманули – вот два главных американских правила. Отныне я уже не верил никому на слово и всегда сначала заключал договор, а затем уже приступал к делу. Подобное поведение было не в моих привычках, но если тебя обманут несколько раз подряд, если ты поспишь несколько ночей на грязном полу, то волей-неволей научишься вести дела так, как должно. Я избавился от маниакальной подозрительности, которая была свойственна мне в миновавшую тяжелую пору, но стал осторожным.

На расстоянии все кажется лучше, чем было на самом деле. В Соединенных Штатах мне начало казаться, что в Европе, несмотря ни на что (несмотря на то, что первый раз меня обманули в Париже), люди все же честнее относятся друг к другу, чем здесь. Я много размышлял над этим и пришел к выводу, что все дело в традициях. Европа стара, и кроме законов в Европе есть традиции, передаваемые из поколения в поколение. Они-то в первую очередь и удерживают людей от неблаговидных поступков. Америка молода и традиций у нее нет. Боюсь, что когда они сформируются, то будут совсем не такими, как следует. Какие традиции могут сформироваться в стране, где отсутствие совести и порядочности считается не недостатком, а достоинством?

Альфред Браун и его адвокат Чарльз Пек оказались хорошими компаньонами. Пока я изобретал (а изобретал я в то время так, что мои сотрудники не успевали делать экспериментальные образцы моих изобретений), они занимались всеми остальными делами. Альфред усиленно нахваливал меня в инженерных кругах, создавая мне репутацию. Благодаря ему мною заинтересовался президент Американского института электроинженеров Томас Мартин. В мае 1888 года я по его приглашению прочел в институте лекцию о своей системе двигателей и трансформаторов переменного тока, с которой началась моя мировая известность. Предложение Мартина выступить с лекцией было для меня неслыханной удачей. Одно дело, рассказывать о своем изобретении в частных беседах и совсем другое – выступать с трибуны столь уважаемого института.

Пек искал тех, кто мог бы вложиться в наше дело. Он делал мне репутацию в финансовых кругах. Большие масштабы (а на маленькие ни я, ни мои компаньоны не были согласны) требовали больших денег, которыми мы не располагали. Именно Пек свел меня с Джорджем Вестингаузом, но и Альфред Браун тоже приложил к нашему сотрудничеству руку, потому что Вестингауз принял решение сотрудничать со мной после того, как прослушал мою лекцию.