Книга Assassin's Creed. Кредо убийцы - Кристи Голден

– Мы о нем ничего не знаем, кто он и откуда, – сказал Эмир, когда Линч только вошел, двигаясь с настороженностью, хорошо понятной Муссе.

– Все мы когда-то были новичками, о которых никто ничего не знал, – напомнил ему Мусса и добавил: – А кого-то из нас приняли здесь как врага.

Эмир нахмурился. Мусса был прав, но Эмир обладал острым природным чутьем, и что-то в новичке его сильно беспокоило.

– Мусса, ты посмотри, как он двигается, как он ведет себя. Он ближе к своему предку, чем мы после стольких лет пребывания здесь. Но мы не знаем, кто его предок. И это делает его опасным.

Но Мусса помнил, что в первый раз они все, включая его самого, вели себя здесь так же, как и Линч.

– Дай ему немного времени, Эмир, – попросил он друга. – Может оказаться, что у парня благородная кровь.

Мусса назвал новичку свое второе имя – Батист. Здесь у всех было второе имя. Или это первое? Батист, как Мусса сообщил Линчу, был вуду-отравителем, умершим двести лет назад.

Но фонд «Абстерго» нашел Муссу, а потом в его прошлом откопали Батиста. За то время, что Мусса провел в «Анимусе», проживая жизнь своего предка, умный и утонченный убийца-отравитель поселился в нем и стал его неотъемлемой частью.

Батист не был добрым малым. Его приняли в братство ассасинов, тренировали, и в течение тридцати лет он был убийцей. Но когда его Наставник погиб, он покинул братство. Выдал себя за Наставника, организовал собственный культ веры и развлекался тем, что посылал своих приверженцев убивать тех, кто был ему лично неугоден. Впоследствии он решил вступить в орден тамплиеров.

И совершенно справедливо, как он напомнил Эмиру, первое время его здесь принимали за врага, никто из заключенных-пациентов не доверял Муссе. И у них были на то основания, потому что вначале он выполнял все требования тамплиеров, точно так же как и его предок. Пока в один прекрасный день не пришло четкое осознание, что современные тамплиеры еще хуже держат слово, чем их средневековые предки, и используют добытые им знания исключительно для своей выгоды.

Эти неблагодарные сволочи, когда он их об этом попросил, даже торт не подарили ему на день рождения… Когда же это было? Он не помнил даты. Жаль, что нельзя их отравить. Все травы, которые тамплиеры разрешают заключенным-пациентам выращивать в саду, совершенно безвредные.

Мусса быстро, едва касаясь пальцами, крутил и переставлял стаканчики. Охранник неотрывно следил за его движениями, он весь напрягся и сконцентрировался, губы вытянулись в тонкую ниточку. После нескольких маневров Мусса остановился и выжидающе посмотрел на охранника.

Тот пальцем постучал по стаканчику в центре. С притворным сожалением Мусса поднял стаканчик, показывая, что под ним ничего нет, затем поднял тот, что справа. Там лежал шарик.

– Ай-ай-ай, не повезло. Еще одна попытка, – предложил Мусса.

Охранник бросил на него сердитый взгляд и кивнул.

И снова стаканчики забегали с невероятной быстротой.

Мусса вернулся мыслями к ассасинам. Потребовалось время, чтобы доказать им свою преданность. И сейчас уже они сплотились вокруг него. У каждого из ассасинов был свой набор навыков, знаний и особых способностей. Мусса, ловкач и плут, часто прикидывался простаком или сумасшедшим, чтобы выудить информацию, но именно за ним оставалось последнее слово. Его мнению доверяли, к нему прислушивались. Именно Мусса проводил проверку новичков. И Линч чем-то зацепил его.

Возможно, он именно тот, кого они так долго ждали… или тот, кого они боялись и менее всего хотели видеть.

Их хранитель… или их злой рок.

Мусса решил проявить милосердие и замедлил движения рук, чтобы охранник мог проследить и выбрать стаканчик с шариком.

– Ну надо же, какой у тебя острый глаз, шарик здесь! – воскликнул Мусса. – Бьюсь об заклад, от тебя ничего не ускользнет.

– Я выиграл. Чем расплачиваться будешь?

– Ты не из тех, кто играет ради забавы. – Мусса огляделся по сторонам, словно хотел удостовериться, что их никто не подслушивает, и наклонился к самому уху охранника. – Я кое-что знаю о новеньком.

– И что же?

– Он любит стейк с кровью, – сказал Мусса и отстранился, сохраняя очень серьезный вид.

Лицо охранника сделалось пунцовым, но доктор Риккин запретила применять силу к своим «пациентам» за исключением крайних случаев. Однако Мусса знал: просто так это ему с рук не сойдет, охранник найдет повод с ним рассчитаться. Но ему было на это наплевать.

Батист у него внутри умирал со смеху.

Внутри у Софии все сжалось при виде того, как Кэл, тяжело дыша, молотил руками воздух и выкрикивал вызов невидимому противнику. Ей уже приходилось наблюдать такое, и не раз. Поначалу смотреть на это было мучительно, но постепенно она привыкла, хотя по-прежнему не испытывала от подобных сцен удовольствия. Однако это была необходимая часть ее научных исследований, и она всегда помнила о конечной цели.

София понимала, что эффект просачивания внушает ужас пациентам и причиняет физические страдания, но также знала, что постепенно это пройдет. Медицинские данные Кэла свидетельствовали, что он парень крепкий и быстро с этим справится без тяжелых для него последствий.

Однако страдания Кэла она почему-то воспринимала иначе. София убеждала себя, что все дело в его особой ценности для тамплиеров.

– Эффект просачивания усугубляется, – сказала она стоявшему рядом с ней Алексу. – Он переносит это тяжелее других. Дайте ему четыреста миллиграммов сероквеля, чтобы снять галлюцинации.

Алекс посмотрел на нее, немного удивленный такой заботливостью, но он молча кивнул и удалился, бесшумно ступая в своих ботинках на каучуковой подошве.

София продолжала наблюдать, покусывая ногти. Сероквель должен его успокоить. Если нет… придется придумать что-то другое.

София вернулась к работе, которая всегда приносила ей покой, удовлетворение и чувство гордости. И если быть до конца честной – внимание и одобрение отца.

Неудивительно, что она в конечном итоге занялась научными исследованиями и техническими разработками. После ужасного убийства матери отец усилил охрану в своих домах в Англии и во Франции, где они чаще всего находились. Ее воспитывали гувернантки, потом – приглашенные учителя, но они не могли научить ее общаться со сверстниками, и компьютеры были не только основными инструментами обучения, но и ее единственным развлечением.

Кэл тоже потерял мать, но у него было преимущество – семь лет он мог чувствовать ее любовь и заботу.

София лишилась матери в возрасте четырех лет.

Она плохо помнила лицо матери, ее смех и стихи из книги, которую она часто читала вслух. Ласковое имя Софи. Запах сирени и мягкость ее щеки. Поцелуи, легкие, как прикосновение крыла бабочки. София даже помнила – и это были счастливые воспоминания, – каким был отец в то время. Он был добрым и часто смеялся. Он сажал ее на плечи, и она из маленькой девочки превращалась в великана. Она помнила, как они вместе укладывали ее спать.