Книга Печать султана - Дженни Уайт

Глава десятая

ЗВЕЗДНЫЙ ХОЛМ

Сколько я себя помню, Хамза всегда был моим другом. Когда мы с мамой еще жили у папы в Нишанташе, он нанял Хамзу, сына своей сестры, для моего обучения. Хамза закончил парижский колледж и по протекции моего отца устроился на работу переводчиком в министерство иностранных дел. Семья его жила в Алеппо, где служил отец Хамзы. Он вышел на пенсию и не мог содержать сына, так что тот переехал к нам и стал полноправным членом семьи. Каждое утро он отправлялся на работу, одетый в европейские брюки и узкую стамбульскую куртку, модную среди молодых современных османцев. Папа тоже давно отказался от традиционного длинного халата и тюрбана. Он носил штаны и франтоватую красную феску.

Стоя за деревянной решеткой, которая отделяла женское помещение от улицы, я наблюдала за тем, как папа и Хамза садятся в экипаж, чтобы отправиться в Саблайм-Порт. Какое милое сочетание слов. Я представляла себе вход во дворец с огромной резной дверью, украшенной драгоценностями и охраняемой евнухами-нубийцами. Отец и Хамза ежедневно проходят через нее в свои кабинеты. Помню, маленькой девочкой я ехала в коляске вместе с гувернанткой и она показала мне ворота дворца. Огромные, сделанные из белого камня, установленные в цвета запекшейся крови стене, возвышающейся по обе стороны узкой дороги. Проезжая мимо в первый раз, я испугалась и закричала. Мне показалось, что стена вот-вот двинется на нас и сотрет в порошок. Это был дворец Долмабахче, резиденция султана Абдул-Азиза, а не Старый дворец с павильонами, похожими на футляры для ювелирных изделий, стоящий на мысе в месте слияния Босфора и Мраморного моря.

Через несколько лет, когда султан Абдул-Хамид сменил Абдул-Азиза, а я переехала с мамой в Шамейри, Хамза показывал мне дворцы, когда мы проплывали мимо по сверкающим водам в турецкой шлюпке. Хамза сопровождал меня и маму в поездке на летний пикник к побережью Мраморного моря. Шесть сильных гребцов налегали на весла, и мне казалось, что мы летим над водой. Хотя мы с мамой были надежно укрыты накидками и чадрами, гребцы усердно старались не смотреть в сторону кормы, где мы разместились на покрытых подушками скамьях. Хамза сидел рядом со мной. Наши тела не соприкасались, однако я чувствовала тепло, исходящее от него. За два месяца до этого русские вторглись в империю и медленно продвигались к Стамбулу, но в тот бесподобный летний день горизонт был чист, как невинная девочка. Дворцы походили на богато украшенные кондитерские изделия. Сначала мы увидели небольшой дворец Чираган, принадлежащий старшему брату султана, Мюраду, который, по словам Хамзы, жил там в заточении, затем бесконечный Долмабахче, расположенный у самого края воды. Крыло за крылом из витиевато украшенного белого камня с огромными мраморными арками. Тогда-то меня и напугали идущие к берегу стены дворца, однако я не сказала об этом Хамзе, чтобы он не счел меня ребенком. В конце концов, мне уже исполнилось одиннадцать лет.

— Семья Абдул-Хамида и их многочисленные слуги живут и работают в Долмабахче, — сообщил мне Хамза. — Но султан нуждается в уединении и хочет чувствовать себя в полной безопасности. Он никому не доверяет, даже близким родственникам и придворным. — Мой учитель показал рукой на вершину холма. — И он построил себе новый дворец над старым.

Я посмотрела вверх и увидела желтую стену, змейкой вьющуюся среди деревьев. Еще выше заметила стоящие в лесу дома с просмоленными крышами. Из Нишанташа виден дворец Йилдыз. Ночью он залит огнями и похож на звездный холм. Меня всегда интересовало, кто живет там. Однако никто у нас в доме даже не смотрел в ту сторону, а мне не хотелось никого расспрашивать и демонстрировать свое невежество.

Наконец, когда лодка выплыла из узкого пролива в открытое море, Хамза указал на кусочек земли у места слияния Босфора, вод бухты Золотой Рог и Мраморного моря. По рассказам Хамзы, Старый дворец представлялся мне волшебным краем. Башенки и павильоны сияли, словно драгоценные камни среди рощ и садов.

— Это дворец Топкапы, сюда посылают доживать свои дни старых слуг и рабов. А также гаремы бывших султанов и их вдов. — Он указал на дверь в огромной красной стене, которая простиралась по всему периметру береговой линии. — Только через эти ворота женщины могут покинуть дворец. Отсюда выносят мертвых.

Раздраженная тем, что Хамза испортил впечатление от красот своими душераздирающими рассказами, я нарочито весело отвечала ему:

— А мне дворец кажется очень милым. Я бы хотела здесь жить.

Хамза задумчиво посмотрел на меня:

— На твоем месте я бы поостерегся так говорить, принцесса. Ни женщинам, ни детям не разрешается выходить отсюда. Султаны боятся своих братьев и племянников. Если они являются претендентами на трон, то способны попытаться устранить правителя. А наследники побочных линий порой плетут заговоры против тех, кто стоит в очереди перед ними. Даже дочери, выйдя замуж, участвуют вместе с мужьями в дворцовых интригах. В силу таких обстоятельств падишах старается ограничивать родственные связи. Изоляция родственников — один из способов устранения опасных конкурентов. Убийство — более радикальное средство для достижения тех же результатов.

Я отвела взгляд от Старого дворца. Леденящий душу холод заставил меня укутаться в накидку. Я сердилась на Хамзу за зловещие истории. В наказание я подняла яшмак повыше на лицо, чтобы он скрывал даже глаза, и молчала до самых Принцевых островов.

Как оказалось, Саблайм-Порт представлял собой одно массивное каменное здание, примостившееся сбоку от бухты Золотой Рог.

Когда я была маленькая и мы жили в Нишанташе, только папа свободно посещал гарем, где заправляли бабушка и мама. Мне же позволялось бродить по дому, но ни в коем случае не мешать мужчинам, частенько собиравшимся по приглашению отца. Громкие голоса гостей слышались издалека и заставляли меня держаться на известном расстоянии от мужских сборищ.

Хамза и другие преподаватели учили меня читать и писать по-оттомански и по-персидски. Я также изучала английский и французский, без которого, как считал мой проницательный отец, не обойтись современной османской женщине. Он утверждал, что достойная жена должна уметь занимать умным разговором гостей своего мужа. Я подслушала, как папа говорил об этом Хамзе, и подумала, почему же мама не развлекает папиных друзей. Позднее я поняла, что тетя Хусну любила наряжаться в европейские платья, с открытым лицом общаться с гостями и с их современными женами, в то время как мать не могла заставить себя снять чадру и предстать, по ее понятиям, обнаженной перед незнакомыми людьми. Слуги натягивали шелковую ткань между парадной дверью и каретой, с тем чтобы мама могла покинуть дом незамеченной.

Больше всего я любила уроки Хамзы. Я прилежно готовилась, чтобы произвести на него впечатление. Наградой мне были широкая улыбка и слова похвалы. А когда я путалась и не могла толком ответить урок, он выбивал пальцами мелкую дробь по столу. Я пыталась обратить на себя внимание и очень страдала, когда порой он вырывался на свободу и, забывая обо мне, смотрел на сверкающую воду или устремлял взор в голубое небо. Я ревновала его даже к морю. Я была без ума от Хамзы, влюблена в папу и благодаря этому научилась доставлять им радость. К моему счастью (некоторые считают это несчастьем), я оказалась в сфере влияния дядюшки Исмаила, который не страдал предрассудками и не учил юную девушку, как следует себя вести.