Книга Коварные алмазы Екатерины Великой - Елена Арсеньева

Трамваи в Нижнем – самый поздний вид транспорта. Она еще успела на единицу и, мечтая о своей кровати, которая всю ночь стоит спокойно и не раскачивается, как вагонная полка, доехала до Черного пруда. Вышла, потихоньку побрела к себе на Ковалиху. Дошла до своей «хрущевки» почти в конце улицы, свернула к подъезду, приложила к домофону пятачок электронного ключа, как вдруг сзади подошли двое, мужчина и женщина.

– Ой, – со смешком сказала женщина, – мы вас напугали? Извините.

Вошли. Интересно, к кому эти двое в такое-то время? Что-то раньше она их здесь не видела. И только она приостановилась у своей двери, как чья-то рука с силой обхватила ее за шею и сдавила горло, а хриплый голос прошипел в ухо:

– Молчи!

Что-то острое воткнулось в бок Якушкиной. Чужие руки обшарили ее карманы, вырвали сумку и нашли ключ. Якушкина ничего не видела от страха, только слышала, как скрежетнул ключ в скважине, как скрипнула, отворяясь, дверь.

Господи, да за что это ей? Правду говорят, что беда одна не ходит. То помер мужик в ее вагоне, а теперь, пожалуйста, ограбление!

Ее втолкнули в квартиру и заперли дверь. Что-то зашуршало, и тут же ей на глаза проворно наклеили. Липкое, пахнет больницей. Пластырь!

Снова тот же неестественно хриплый голос:

– Проходи вперед. И тихо, если жить хочешь, поняла?

Острие глубже вонзилось в бок, Якушкина тихо охнула и послушно двинулась вперед. Конечно, квартиру свою она знала и с закрытыми глазами, а потому поняла, что ее привели в единственную комнату, вытряхнули из куртки (шапка еще раньше упала где-то в коридоре), стянули чем-то клейким и жестким запястья и лодыжки (наверное, скотч, как в детективах показывают) и усадили на диван-кровать. Острие при этом убрали, но не успела Якушкина вздохнуть с облегчением, как на ее шею надели… петлю. Честное слово, петлю! И петля эта довольно туго захлестнулась на горле.

– Слушай меня, – заговорил другой голос, тоже хриплый и неестественный, но сразу понятно, что женский. Той самой женщины, которая так весело хихикала у подъезда. – Мы не грабители, так что ты за свое добро не бойся. И с тобой ничего не случится, если ответишь на наши вопросы. Но если начнешь врать, будем тебя душить. Крикнешь – придавим, поняла? Существуют, кстати, и другие средства развязать язык. Утюги раскаленные на живот ставят не только в кино, ясно? Лучше сразу говори, если не хочешь новых ощущений. Не самых приятных, поверь.

– Для начала мы тебе продемонстрируем, что это такое, – вмешался другой, мужской голос. Петля на горле Якушкиной зашевелилась, как живая. Туже, туже… Вот стало больно, вот уже нечем дышать…

Петля разошлась.

– Что вам нужно? – прохрипела Якушкина.

– Ты почему теперь на другом поезде работаешь? – спросила женщина.

Якушкина даже ушам не поверила, когда это услышала. На нее напали, ее мучают только ради того, чтобы узнать, почему она ушла с «Нижегородца»?

– Оглохла? – Петля на ее горле снова зашевелилась.

– Нет, не надо! – взвизгнула она. – Я скажу. Меня попросили в другую бригаду перейти. У нас происшествие неприятное случилось, в моем вагоне человек умер. Начальник поезда со страху на пенсию ушел, а мне в управлении сказали, что некоторые пассажиры интересуются, у какой проводницы мрут люди в вагоне. Если узнают, что я в составе бригады, ехать отказываются.

– Чушь какая, – пробормотала женщина, – даже не думай, что я в это поверю. Хорошо, что ты сама заговорила о том происшествии, потому что мы как раз хотим о нем кое-что разузнать. У этого человека, который тогда умер, была одна вещь. Очень ценная. Она пропала. Мы думаем, что это ты ее взяла. Украла у мертвого, мародерша поганая! Отдай ее, тогда останешься жива и мы тебя пытать не будем.

Якушкиной казалось, будто все это происходит не с ней. Эти жуткие слова не ей говорят, и не на ее шее лежит петля, которая снова зашевелилась и начала давить горло. Весь воздух в мире исчез: она забилась, замолотила ногами в пол, заколотила руками по коленям.

Петля ослабла. Якушкина с мучительным стоном втянула воздух и закашлялась.

– Так где эта вещь? – спросила женщина.

– Какая вещь? – прохрипела Якушкина, и тут время ее вольного дыхания истекло, и горло снова стиснула петля. Перед глазами заплясали черти.

Они ее не задушат, нет. Она им нужна, эти двое хотят что-то узнать. Но она ничего не знает! Она не понимает, что им нужно!

Снова ей дали жить, и сквозь звон в ушах долетел все тот же ненавистный голос:

– Слушаю тебя внимательно. Где это?

Якушкина дышала и не могла надышаться. Наконец-то кое-как удалось прокашляться.

– Да вы толком скажите, что вам нужно…

– Ах вот что, – протянула женщина, – толком тебе сказать? Видно, ты в тот день много чего награбила. Тогда давай, обо всем рассказывай.

И снова боль, и нет воздуха, и чьи-то огромные мрачные глаза, нет, не глаза, а провалы, это Смерть смотрит на нее. Потом Смерть размахивается и костяшками пальцев больно бьет Якушкину по щеке, раз и другой.

С трудом вернулось сознание. Якушкина поняла, что теперь не сидит, а лежит, а кругом слышится какой-то странный шум. В голове у нее шумело, это само собой, а еще кто-то ходил мимо, туда-сюда, и что-то бросали на пол, и что-то шуршало…

«Они ищут, – дошло до нее в каком-то предсмертном просветлении. – Ищут это, а я даже не знаю что!.. У меня этого нет! И я не знаю, куда оно девалось…»

И вдруг Якушкину осенило.

– Ой, погодите, погодите, ради Христа! Господом богом клянусь: ничего не брала! Может, кто другой забрал? Тот, Илларионов?..

Мигом воцарилась тишина, и даже шум в ушах утих, и она услышала не хриплый, а нормальный женский голос:

– Кто такой Илларионов?

Тотчас Якушкину схватили за плечи и посадили, но она снова начала заваливаться на бок, и тогда ее подперли подушками с боков. А голова у нее падала, и петля снова сошлась туго, но не больно, хотя Якушкина понимала, что ее в любую секунду могут снова начать душить, и старалась держать голову прямо. А еще старалась говорить как можно убедительнее, чтобы ей поверили и оставили в покое.

– Илларионов – это человек, который ехал в том же купе. Покойник, двое пенсионеров и он. Он появился неожиданно, его на свободное место подсадили. Начальник поезда в спешке его фамилию не записал, а я сама слышала утром, когда мы к Москве подъезжали, как он по мобильнику своему звонил. Сказал: «Людмилу Дементьеву позовите, пожалуйста, это Илларионов звонит». И потом сразу: «Привет, я не дома, я уже в Москве!»

Тишина.

– А откуда я знаю, что ты не врешь? – свистящим шепотом спросила женщина.

– Не вру, – простонала Якушкина, – сил нет врать… Жить охота!

– Давай без истерик! – раздраженно прикрикнули на нее. – Как он выглядел, помнишь?