Книга Джон - Вероника Мелан

Радовались ли мы? Опять же, как и в случае с печалью, на фоне бешеного фейерверка эмоций экономки моя радость казалась детской и незрелой – подруга же спозаранку откормила «потеряшек» так плотно, что те превратились в настоящие Сме-шары – пузатые, толстые, почти неспособные с пережору дышать. А она – Клэр – (я уже и забыла это зрелище) светилась от счастья.

Позже я пыталась осторожно расспрашивать пушистиков, каким было их путешествие – хорошо ли прошло, понравилось ли, почему вернулись? – но в ответ услышала немногое: путешествие понравилось. Хорошо ли было? Хорошо. Почему вернулись? Затосковали. Да, вот так банально. В родном мире их не поняли, уговаривали остаться, но повлиять на окончательное решение не смогли – Смешарики пожелали вернуться.

– Насовсем?

– Угу, – ответили мне чинно.

И на душе стало спокойно – жизнь вернулась в привычное русло: чавканье у холодильника по утрам, шалости, игры перед телевизором. Превращения, грозящая шваброй Клэр, редкие погромы в комнатах…

С тех пор внешне изменилось немногое, но многое изменилось внутри. Внутри нас – мы их ценили. Как никогда. Они были странными – плохо говорящими, со своей логикой, иногда вредные до невозможности, – но они были «нашими». Нашими Смешариками.

И изредка, вот как сегодня, позволяли гладить себя, лежа на мягком пледе, греясь на коленях. Вот так странно.

Хороший день. Насыщенный, но хороший.

Наблюдая за тем, как прячутся в объятьях подступающей ночи последние искорки закатного света, я размышляла о своей спине, о том, будет ли она еще болеть. Интересно, сколько понадобится времени на то, чтобы вылечить ее окончательно? Получилось ли у меня помочь ей этим утром – пусть не совсем, но чуть-чуть? Время покажет.

А еще плескалась внутри неуловимая, но ласково щекочущая свобода – свобода от слова «надо». От вечного «должна». Оказывается, это прекрасно – помнить, что никому я на самом деле ничего не должна. Что о маме я всегда заботилась исключительно потому, что любила ее, что постигать неведомое меня толкала вечная и неутолимая жажда к знанию, а вовсе не желание «не быть» хуже кого-то. Что стать прекрасней, лучше, увереннее в себе меня сподвигал живой перед глазами пример Дрейка, а не страх того, что он – Дрейк – вдруг уйдет, если я не изменюсь.

Бред. Как часто мы подменяем одно понятие другим и тонем в беспокойстве из-за ерунды. Сначала из-за ерунды, затем из-за настоящих страхов, следом паники. А после страдаем из-за многочисленных болезней, которые сами же в себе и породили.

Плохо, если не знать, как выбраться из замкнутого круга.

Хорошо, если знать.

Мой какао остыл, сад остыл тоже. На коленях, посапывая, дремали Смешарики.

Глава 3

Новое утро началось со стука дождевых капель по подоконнику, серости и свежести на улице, а также с неожиданной встречи, произошедшей чуть позже в Реакторе.

Обычно я хожу по ним одна – по многочисленным коридорам главного здания Комиссии, – служащие в серебристых костюмах попадаются редко (или вообще не попадаются – портируются они по кабинетам, что ли?), но в этот раз мне повезло – навстречу двигался Сиблинг.

И не один.

За ним, словно выводок на веревочке (если выводком можно назвать восьмерых бугаев под два или выше двух метров ростом), двигался отряд специального назначения – Рен, Халк, Дэлл, Мак, Аарон, Логан, Баал и Дэйн – из-за непогоды на улице все в легких кожаных куртках, плечистые, здоровые, огромные – отряд Терминаторов-моделей, ей-богу. Завидев меня, они или сдержанно кивали, или вскидывали руку, или улыбались; меня до того густо обдало ароматной волной дорогих парфюмов, что закружилась голова, – я улыбалась в ответ. Проходящий в самом конце Эльконто подмигнул – я сдержала ухмылку.

Угу, он чего-то задумал и воплотить это собирался, по всей видимости, сегодня. Держись, Джон, держись…

Дверь лекционного кабинета, где мы с виртуальным учителем занимались в последние дни, я толкнула с широкой на лице улыбкой.

– Что задумала?

– Ничего.

– А почему глаза такие хитрые?

– Можно же им иногда быть хитрыми?

– Ди, признавайся. Чую, я о чем-то не знаю и даже не догадываюсь.

– Приятное ощущение, не правда ли? Особенно когда последние пару тысяч лет ты все и обо всем знал.

Сколь пристально разглядывал меня с экрана Дрейк, столь же невинным был и мой ответный взгляд – чего, мол? Ничего не делаю, закон не нарушаю, в частные владения не вторгаюсь (пока) и, вообще, веду себя тихо.

– Ты точно что-то задумала. Вот знаю я это выражение на лице.

– Ну, ты же сам посоветовал чем-нибудь разнообразить это «золотое» время? Вот я и размышляю над некоторыми идеями.

– И за многие из них мне потом придется шлепать тебя по пятой точке?

– Надеюсь, что нет, – я невинно похлопала ресницами – вид дурочки мне никогда не шел, но попытаться стоило. – А можно, ты отшлепаешь меня по пятой точке не за идеи, а из любви?

– Любви к процессу?

– Любви ко мне.

Ему – Великому и Ужасному – так и не сумевшему допытаться до причины хитрого блеска моих озорных глаз, пришлось согласиться.

И началось занятие. В серьезное и строгое превратилось лицо на экране, по иному – сухо, деловито и глубоко – зазвучал голос; запорхала над тетрадью шариковая ручка.

– Бог есть Любовь. Это упрощенное выражение, конечно же, так как Бог – гораздо большее, нежели просто Любовь, просто концентрат разнообразного вида энергий, больше чем все, что человеческий разум может вместить и представить, – так было и так будет. Но выражение «Бог создал человека по образу и подобию своему» имеет под собой глубокий смысл, о корнях которого мало кто подозревает. Напрашивается вывод: если Бог создал человека по образу и подобию своему, а Бог, как мы только что сказали, есть Любовь, то и душа человеческая в первооснове своей есть Любовь. Искра. Частица Бога. Его Любовь. Следишь за мыслью?

За мыслью я следила. Не сказать, однако, чтобы я могла предположить, во что она выльется, но слушала внимательно.

– Слежу.

– Хорошо. Итак, человеческая душа, будучи отделенной от Первоисточника и помещенной в физическое тело физического мира, всегда будет стремиться к одному – к обретению Любви. Какой любви? Любой, ибо Любовь и Счастье – это синонимы, как ты уже знаешь, чему я безмерно рад.

Я кивнула. Счастье действительно заключалось в Любви ко всему: себе, другим, миру, окружению, людям, – но неужели сегодня мы, наконец, говорим о позитивном, а не о стрессах, как в последние дни? Из следующего предложения выяснилось, что как раз о них же.

– Душа каждого человека стремилась и стремится к обретению Любви, но это, как выясняется, не так просто. Если есть физическое тело, значит, есть не просто чувства, но так же есть и Разум. А Разум, как нам известно, источник не только творения, но и разрушения, если он в должной степени не управляется. Давай перейдем к примерам и в качестве первого возьмем твой мир – родители, дети. На каком этапе, как ты думаешь, у ребенка впервые блокируется способность безусловно любить и появляется страх?