Книга Безумно счастливые. Невероятно смешные рассказы о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон

Я была в таком смятении от всего произошедшего, что позвонила своей маме, чтобы дать ей послушать, как поет унитаз, а заодно узнать, как там моя Хейли. Когда я разговаривала с Хейли, она заверила меня, что просто потрясно проводит время и сегодня весь день они «надевали резинки на дедушкиных птичек, а потом бросали их в воздух». Затем она повесила трубку, потому что отвлеклась на облако, которое было похоже на что-то хорошо ей знакомое.

Я перезвонила позже, чтобы спросить, действительно ли Хейли связывала вместе куриц, а потом швыряла в воздух этаким паршивым бумерангом, но мама отклонила мое предположение и сказала, что скорее всего речь шла о том, что Хейли вместе с моим папой прикрепляли послания к почтовым голубям, которых обучал мой отец, а затем отпускали их в воздух. Хотя, кто знает, может, она и вправду разоряла семейный курятник. С моей семьей сложно что-то знать наверняка. Как бы то ни было, подозреваю, что Хейли было намного веселее, чем мне.

Тогда-то я и решила, что отныне буду планировать отпуск только так, чтобы в нем не было места ни пугающим унитазам, ни паршивым ниндзя.

Поэтому я решила, что буду оставаться дома, расслабляясь и восполняя силы в своей теплой кроватке, полной книг и котов, и мне не нужен будет отпуск, чтобы прийти в себя после отпуска. Моя мама предложила мне включить в список моих новых стандартов «и никаких какомицли в банке из-под кофе». Это была разумная рекомендация с ее стороны. Несколько странная, конечно, но, очевидно, к ней стоило прислушаться.

Любопытная ремарка

Мой отец без конца меняет животных, выхаживает их и выпускает на волю, так что потрепанная рысь на этой неделе обычно сменяется спасенным павлином на следующей, а во время очередного визита ты обнаруживаешь трехногую игуану. Тем не менее вот уже много лет у него водятся дюжины почтовых голубей, которые вылетают из своих голубятен и садятся на их крыши, многозначительно вытаращив глаза в ожидании, что их покормят. Сначала я была впечатлена преданностью моего отца, но потом до меня дошло, что, наверное, от почтовых голубей просто невозможно избавиться, – они все время возвращаются назад. Это как фильм ужасов про птиц, который – теперь-то я вспомнила – на самом деле существует. Скорее всего, его сценарий написал кто-то, кому осточертели почтовые голуби. Если бы их можно было продать, получилась бы такая неплохая финансовая пирамида, только с голубями вместо денег. Проблема в том, что никому не нужны голуби. Это все равно, что обзавестись ребенком, который навсегда останется в родительском доме и будет вечно повсюду гадить, а потом родители ему скажут: «Лети. Будь свободен!», а он ответит: «Не-е. Мне и тут хорошо, спасибо. А где еда? Нужно кому-то передать записку?» Тем не менее мой папа их любит, этих птичек, и постоянно привязывает им к лапам записки.

«Ты когда-нибудь слышал про электронную почту? – спросила я у него однажды. – Она очень быстрая, и не нужно иметь дело с птичьим гриппом и экскрементами. Как обычно это бывает». Но он лишь улыбнулся в ответ и продолжил мастерить дверцу для голубятни.

Черт его знает, кому он рассылает все эти голубиные письма. Кто использует птиц для передачи посланий? Кроме J

Гарри Поттера мне больше никто в голову не приходит. Я с трудом отвечаю на свои электронные письма, а мне, между прочим, не приходится для этого удерживать птицу, пока я пытаюсь привязать записку к ее лапке.

Виктор предположил, что папа посылает голубиные письма мне, и это просто замечательно, потому что теперь я буду разглядывать каждую птицу, чтобы увидеть, нет ли у нее для меня послания, отчего буду выглядеть еще более безумной, чем обычно. Не дай бог это окажутся еще и «письма счастья», в которых говорится, что я должна отправить шесть своих собственных голубей с посланием про Иисуса или что бы там ни было еще, иначе я буду проклята… не знаю… чем-нибудь, что хуже, чем привязывать письма к лапкам шести птиц, я полагаю.

Спасибо тебе огромное, папочка. Жди кучу почтовых голубей, на которых будет маркером написано:

«Отписаться от рассылки».

Сложно сказать, кто из нас душевнобольной

Я всегда была большим фанатом сеансов психотерапии. В течение целого часа рассказываешь про себя, и кому-то приходится делать вид, что ему интересно весь этот бред слушать. Я присматриваю себе психотерапевта по тому же принципу, по которому наркоманы подыскивают врача, не жалеющего выписывать рецепты. Меня не интересуют наркотики, но привлекают хорошие симулянты или люди, живущие настолько скучной жизнью, что рассказы про мою действительно их впечатляют. В принципе мне подходит любой вариант. Я не придирчивая.

Мне настолько нравится ходить на сеансы психотерапии, что я постоянно уговариваю Виктора тоже записаться на прием, однако он все время отказывается. В конечном счете я заявила ему, что мы записаны к семейному психотерапевту, так что ему теперь просто придется со мной пойти, а я смогу на это посмотреть. Я как вуайерист[25], только по части психотерапии. Виктор протестовал, пока я не объяснила ему, что психотерапевт – это как рефери[26], который запросто может решать, кто из нас наиболее не прав в повторяющихся у нас с завидной периодичностью спорах вот уже добрые двадцать лет. Когда мы ссоримся, то обычно это заканчивается тем, что я говорю что-нибудь вроде: «Если бы мы были сейчас с тобой на ток-шоу, аудитория тебя бы давно уже освистала», но Виктор не смотрит ток-шоу, так что я переключилась на «если бы мы были на приеме у психотерапевта, врач разочарованно покачал бы в твою сторону головой, а меня забросал долларовыми банкнотами в знак признательности моего, казалось бы, нечеловеческого терпения». Этот врач для меня кто-то вроде воображаемого друга, который всегда на моей стороне и знает обо всем больше, чем кто-то из нас двоих. В конце концов, Виктор решил поймать меня на блефе и самостоятельно записался на прием к психотерапевту, чего я так сильно и хотела до тех пор, пока это не стало приобретать реальные очертания.

Психотерапевт все устроила так, чтобы Виктор пошел на прием первым, а затем, через неделю должна была прийти я одна. Это звучало совершенно разумно до тех пор, пока Виктор не ушел к психотерапевту, после чего я немедленно начала воображать себе все те ужасные секреты, которые он ей рассказывает. Мне пока что не довелось очаровать этого психотерапевта своими (если учесть, как внимательно слушала меня мой предыдущий психотерапевт) «потрясающими историями» о моей жизни. Вдруг Виктор не оставит никаких шансов на то, чтобы я хотя бы понравилась ей, потому что обязательно расскажет о тех похоронах-сюрпризе, где я случайно очутилась на прошлой неделе.

Однако на самом деле это не были похороны в духе «вечеринки-сюрприза». Похороны были настоящие. Сюрпризом же они стали для меня. Сюрприз! Ты на похоронах!!! Из всех мероприятий, на которых я была, эта неожиданность наиболее всего подошла к определению сюрприз-вечеринки, только с гораздо большим количеством трупов, чем я ожидала.