Книга Изгнанница Ойкумены - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хулиганим, подруга? Не стыдно?
Химера мигнула. Регина шагнула ближе, и ящер тихо зашипел: не суйся! Разбудишь! Целофузису нравилось тепло, исходившее от ребенка. Но огрызаться на хозяйку, когда та взяла Артура на руки, Фрида не посмела. Лишь облизнулась с явным разочарованием. Регина погасила свет в каморке химеры, затем – у себя, оставив верный ночничок; уложила спящего Артура на кровать – и занялась Лейлой.
Хорошо, была аптечка. Стимулятор подействовал мгновенно. Веки Лейлы затрепетали. Девушка вскочила на ноги, словно ее подбросила незримая пружина. Качнулась, едва не упала, схватившись за столб балдахина.
– Господжа! Дарган! Вай-ме, дарган!
– Не ори! – осадила ее Регина. – Ребенка разбудишь.
При взгляде на Артура лицо служанки отразило такую гамму чувств, что любая актриса удавилась бы от зависти.
– Дарган… – потерянно шептала девушка.
– Нет никакого даргана. Успокойся. Все в порядке.
Главное – не слова. Главное – тон. Девчонка все равно ничего не соображает. К счастью, Лейле хватило ума не соваться к Фриде. В спальне даргана нет, и хвала Господу Миров! Служанка бросилась к Артуру – подхватила на руки, прижала к себе. Сцена из дешевой мелодрамы. Все страсти – наружу. Ребенок в спектакле не участвовал – дрых, и ухом не вел.
Затискай до полусмерти – не проснется.
«Так ли это плохо? – думала Регина, наблюдая за девушкой. – Мы, дети цивилизации, разучились быть естественными. И скептически кривим рот, когда при нас дают волю чувствам. Мужчины обнимаются – гомосексуалисты. Женщина плачет – истеричка. Старик хохочет – идиот. Малыша не придуши, дуреха – от большой-то любви…»
– Все хорошо, Лейла. Понимаешь?
Служанка кивнула – без особой уверенности.
– Иди, уложи Артура. И сама ложись. Ночь на дворе.
Она вышла в коридор вместе с Лейлой; подождала, пока та убедится в отсутствии чудовищ, и вернулась обратно. Сна, естественно, – ни в одном глазу. Принять снотворное? Выйти, совершить моцион? Ну и денек! Не придя к какому-то решению, Регина активировала спрятанный в бюро терминал. Сунулась в базу, нашла раздел «развлечения». Фильмы, интеркниги… Музыка. Что-нибудь из «релакса»? Пожалуй…
Стук в дверь раздался на середине «Сюиты моря» Деларю.
– Да! – терминал исчез в недрах бюро. – Кто там?
– Лейла, господжа…
– Чего тебе еще?
Служанка маячила на пороге, кусая губы.
– Артур?
– Артур спать, господжа.
– А ты почему не спишь?
– Матид-ханум…
– Матильда Клауберг? Она меня зовет?
– Звать! – просияла Лейла. – Ошень звать!
Что это комиссарше приспичило? Ох, дождется…
– Ладно. Пошли.
Они спустились на первый этаж, к выходу из посольства.
– Матильда ждет меня на улице?
– Улиса. Тут.
Снаружи горел тусклый фонарь. Настоящий, масляный – не имитация. Меры против цивилизационного шока – как же, знаем. Поодаль, куда не доставал зыбкий свет, маячила темная фигура.
– Матид-ханум! Вот.
Оставив служанку у дверей, Регина спустилась по ступенькам. В темноте фигура «комиссарши» выглядела не столь внушительно, как днем. Ночь скрадывала очертания.
– Вы хотели видеть меня, госпожа Клауберг?
– Хабиб-ханум?
Чужой голос. Это не Матильда!
– Я – доктор ван Фрассен. Кто вы, и что вам нужно?
Цепкие пальцы ухватили за руку – не оторвать. Женщина в накидке, скрывавшей большую часть лица, затараторила по-шадрувански. Регина не понимала ни слова. Пальцы говорили яснее – с настойчивостью одержимых они тянули доктора ван Фрассен за угол здания. По инерции Регина сделала несколько шагов. Фонарь скрылся из глаз, зато на стене ожило желтое, словно глаз Фриды, пятно – окно ее спальни.
Тени вокруг пришли в движение. Крепкая ладонь зажала рот.
– Хабиб-ханум?
Для ментальной атаки нужна доля секунды. Паралич двигательных центров, отключение сознания… Удар рухнул в пустоту. В космический вакуум. Державший ее человек был неуязвим. Проклятье! – да его просто не было. Физическое насилие, и никакого мозга. Потеряв душевное равновесие – так, промахнувшись, спотыкается боец на ринге – Регина забилась пойманной рыбой, силясь вырваться. Тени заплясали, надвинулись со всех сторон. Грубо завернули руки за спину: не дергайся!
Запястья стянула веревка.
Отчаянный, резкий звон – это разлетелось стекло на третьем этаже. Вниз, на плечи и головы, посыпались куски рамы. В хрустком дожде, вся ярость и хрип, с высоты ударила молния – клыки, когти, смерть. По ушам полоснул вопль, полный боли и муки. Кто-то упал, покатился по булыжнику. Рычание и брань слились в единый хор. В мозгу Регины до предела натянулся «поводок», грозя отбросить химеру назад.
Нельзя нападать на людей!
…можно!
Она лихорадочно срывала с «поводка» стопоры запретов. Не меч из ножен, но ножны с меча, отбрасывая их прочь. Хватка ослабла, и Регина впилась зубами в ладонь, служившую кляпом. Мужчина, выругавшись, отдернул руку.
– Взять их, Фрида! На помощь! Ник! Кто-нибудь…
Ей снова заткнули рот – грязной, вонючей тряпкой, чуть не выбив зубы. Ночь кипела, лопаясь жгучими волдырями. Карусель теней. Высверк стали. Бешеный рык. И вдруг – жалобный, истошный мяв. Боль ворвалась в мозг – словно не Фриду, а ее достал острый клинок.
«Фрида, беги!»
Было ясно: химера не послушается. Фрида, девочка моя, ты будешь защищать хозяйку до конца – и ляжешь трупом на мостовой. Тебе не справиться с толпой вооруженных мужчин. Здесь нужна не ты, карликовая химера, а твоя старшая сестра, истинная гроза Сякко – какой-нибудь лев-дромеозавр-нильгау. Прости меня, хорошая, ты не оставляешь мне выбора…
Приказ хлестнул Фриду через «поводок». Усилился, не принимая возражений, подавляя и ярость, и верность; швырнул в спасительную темноту. И погнал прочь – дальше, дальше, по улицам чужого, безразличного города.
Беги. Я хочу, чтобы ты жила.
На краткий миг Регина увидела глазами химеры: улица, несущаяся назад, стены домов, близкий камень мостовой. А потом ей на голову накинули мешок. Упала тьма: пыльная, душная. «Поводок» натянулся до предела, стремительно истончаясь – и оборвался.
…беги. Не останавливайся.
КОНТРАПУНКТ РЕГИНА ВАН ФРАССЕН ПО ПРОЗВИЩУ ХИМЕРА
(из дневников)
Не тюльпаном в саду, не страдальцем в аду,
Не пророком, в чьем сердце – тоска,
А последним в роду по дороге бреду —