Книга Русская гейша. Загадки любви - Таня Кадзи

По степени откровенности додзинси-хентай делится на:

Хана-хентай (hana-hentai) — «цветочный хентай», основной акцент на романтические отношения персонажей. Не применяется для описания однополых додзинси.

Лемон-хентай (lemon-hentai) — «лимонный хентай», основной акцент на изображение сексуальных отношений персонажей. Не применяется для описания однополых додзинси.

Г-хентай (G-hentai, от «graphical») — «откровенный хентай», изображается исключительно жесткий и извращенный секс.

Среди прочих направлений хентай-манги и додзинси значительную часть занимают комиксы мета-жанра «яой» (yaoi) — «однополая мужская любовь». Начали появляться и додзинси, посвященные однополой женской любви. По имени героини книжного и ТВ-сериала «Dirty Pair», ставшего популярным источником сюжетов такого рода, этот жанр получил название «юри» (yuri). В яой-додзинси нет границ для запретного и невозможного. Постоянно встречаются различные формы садомазохизма и инцеста. Иногда действие переносится в фантастическую реальность. Как и в классическом коммерческом яое, в додзинси-яое обычно не бывает «хэппи-энд». Отношения между персонажами либо кончаются смертью одного из них, либо трагическим разрывом. Это, с одной стороны, протест против предопределенности хэппи-энда обычной сёдзё-манги, с другой стороны — отражение неоднозначности отношения к однополой любви в японской культуре».

Когда мы оказались в мансарде, Крис не дал мне даже смыть грим и переодеться. Он опрокинул меня на кровать, и через секунду мое кимоно было распахнуто, трусики стянуты. Я лежала, отвернув лицо, чтобы не испачкать Криса белилами. Но скоро забыла обо всем от необыкновенного сильного наслаждения и только чувствовала тяжелое дыхание Криса, его быстрые пальцы, скользящие по открытым участкам тела, его «нефритовый стебель», входящий все глубже, и терпкий свежий запах измятой орхидеи, которая так и осталась в моих волосах.

Достигнув одновременно высшей точки, мы вскрикнули и так сильно обхватили друг друга, что на миг слились в одно существо. Потом расслабились. Крис упал рядом, закрыв глаза. Его приоткрытые губы улыбались.

— Ты — чудо, — через минуту прошептал он, поворачиваясь ко мне.

И вдруг начал смеяться. Я глянула вопросительно в его блестящие глаза.

— Слегка смазанное чудо, — тихо сказал он, не сводя с меня глаз. — Но что-то в этом есть модерновое. Этакий живой «сюр», модель для Дали.

Я не стала дослушивать, соскочила и бросилась в туалет. Глянув на себя в зеркало, рассмеялась. Грим размазался и смешался, волосы растрепались, измочаленная орхидея повисла над ухом.

«Хороша гейша! — не переставая улыбаться, подумала я. — Видела бы меня сейчас госпожа Цутида! Пришла бы в ужас».

Это была моя наставница, владелица чайного дома в Токио. Она дала мне первые уроки и ввела в курс дела. Когда я приехала во второй раз, то не упустила возможность и, хоть недолго, всего месяц, но еще поучилась у нее и даже приняла участие в вечеринках в образе необычной «рашн» гейши Татиана.

Я тщательно смыла грим, потом разделась и забралась под душ. Когда вышла в комнату, Крис все еще лежал на кровати и явно ждал меня. Правда, он снял одежду. Увидев валяющиеся на полу брюки и черный джемпер, я подняла их и аккуратно повесила в шкаф. Он не сводил с меня взгляда.

— Из тебя получится отличная жена, — тихо проговорил он.

Я невольно вздрогнула. У меня были вот такие импульсивные связи, но обычно они быстро заканчивались, и о браке речь никогда не заходила.

— Гейши не могут быть замужем, — ответила я и ясно ему улыбнулась. — И ты это должен знать.

— Уйдешь из профессии, — спокойно проговорил Крис.

— Это преждевременный разговор, — сказала я и легла к нему.

Он мягко поцеловал мой лоб и встал. Я видела, что Крис отчего-то так сильно огорчился, что чуть не плачет. Он, насколько я могла судить, был вообще человеком крайне импульсивным и нервным. Но натура художника ничего другого и не предполагала.

— Кофе будешь? — сухо спросил он.

— Я сварю, — ответила я и тоже встала, накинув его серое кимоно.

— Я сам, — сказал он и скрылся в кухоньке.

Я пожала плечами, чувствуя, как начинает портиться настроение.

«Неужели он ожидал, что я брошусь ему на шею и скажу, что мечтаю выйти за него замуж? — думала я, подходя к стене и отодвигая многочисленные, прислоненные к ней холсты. — Но ведь он и не сделал мне предложение по всей форме, как положено. Просто заметил, что из меня получится хорошая жена. Чего он тогда так нервничает?»

Я взяла квадратный небольшой холст и повернула его. На нем изображалась одна из улочек осеннего Парижа с каменной мостовой, фонарями, смутно желтеющими сквозь желтую же листву, с высокими старинными домами нечетких очертаний. Краски картины были мягкими и словно забеленными сыростью воздуха. И на этом общем туманном неярком фоне кричащим алым пятном выделялась фигурка быстро идущей девушки. Кроме нее на улице почему-то никого не было. Девушка была изображена в красном плаще с разлетающимися полами, с красно-белым шарфом, концы которого развевались за плечами, с красным зонтом над головой. Ее лицо белело нежным овалом под этим зонтом, глаза были большими и темными, губы улыбались. Мне показалось, что она похожа на меня. Я прислонила картину к стене и села на кровать.

В этот момент вошел Крис с подносом в руках. Он остановился и посмотрел на холст с таким выражением, будто видел его впервые. Я встала, взяла поднос из его рук и опустила его на кровать.

— Как же она похожа на тебя! — нервно воскликнул Крис, не сводя глаз с холста. — Это старая картина, я ее написал два года назад. Случайно увидел эту девушку на одной из соседних улочек и потом почему-то долго не мог забыть ее большие черно-вишневые глаза. Даже пытался найти и спрашивал у местных лавочников. Но таких девушек здесь много, сама понимаешь. И я написал по памяти.

— Очень красивая картина, — тихо заметила я. — И мне тоже показалось, что у твоей модели есть сходство со мной.

— Вот видишь! — громко сказал Крис. — Это знак свыше!

«О, господи! — подумала я, начиная отчего-то раздражаться. — Сейчас начнет подтасовывать факты, придавать значение всякой ерунде!»

Я вообще-то верила в предопределение, но сейчас меня все это отчего-то раздражало и нервировало.

— А потом я увлекся японской культурой и, само собой, японским типом красоты, — продолжил он, переведя взгляд на меня. — И вдруг встречаю тебя!

— Это еще ничего не значит! — сухо ответила я, наливая кофе из коричневого керамического кофейника в чашки.

— Не значит?! Ты, и правда, так считаешь? — воскликнул Крис.

Я подняла на него глаза. Он стоял возле кровати и смотрел на меня с такой болью, словно я его ударила.

— Давай кофе пить, а то остынет, — предложила я, не ответив на вопрос и протягивая ему чашку.