Книга Черноморский набат - Владимир Шигин

Собою принц был статен, важен и надменен. Родословная Зигена была столь запутанна, что строгие австрийские генеалоги в титулах ему напрочь отказали. Однако в пику Вене Версаль и Варшава тотчас признали в нем принца.

– У меня нет родины! – любил хвастать Нассау-Зиген. – Мой дом – вся Европа!

Принц кривил душей, ибо более иных стран любил он все же Францию, где был воспитан и сделал первые шаги на поприще военной карьеры. В Семилетнюю войну был адъютантом маршала Кастри.

Известность Зигену принесло участие в кругосветном плавании французского мореплавателя Луи Бугенвиля, во время которого задиристый принц не упускал случая померяться силой с кем-либо из папуасов. Во время плавания принц Нассау прославился двумя «подвигами»: на острове Таити он совратил местную принцессу, а на мысе Санта-Мария заколол шпагой тигра.

Наградой за плавание был полковничий аттестат, даденный королем Людовиком. Затем был чин генерал-майорский за участие в неудачном штурме Гибралтара. Там Нассау-Зиген командовал отрядом плавучих батарей, атаковавших крепость со стороны пролива. И хотя атака была отбита, а половина батарей перетоплена англичанами, наградой принц все же обойден не был и получил от испанского короля чин генерал-майора и звание гранда.

– Ну и что, что его отлупили, – восторгались версальские дамы. – Зато каков храбрец!

Принц был дружен с Бомарше, великим драматургом, но никчемным человеком. Впрочем, известный интриган не раз выручал принца деньгами.

После женитьбы в Спа на богатой вдове княгине Шарлотте Сангушко он занялся тяжбой о возвращении ему немецких владений. Но земли и замки авантюристу отдавать никто не собирался, и Нассау-Зиген отправился искать счастья в Россию. Про Нассау-Зигена не без иронии в те годы говорили, что он является царедворцем всех дворов, воином всех лагерей и рыцарем всяческих приключений.

Не заезжая в Петербург, принц прибыл сразу в Крым к Потемкину. Светлейшему такой жест понравился, да и титул принца был вполне к месту. Не у каждого князя принцы на побегушках имеются!

– Будешь пока состоять при моей особе! – велел Потемкин.

Екатерина II и писала Потемкину: «Странно, как тебе князь Нассау понравился, тогда как повсюду имеет репутацию проходимца».

Во время путешествия императрицы в Крым, как мы уже знаем, Нассау-Зиген был представлен Екатерине и затем сопровождал ее в пути.

Императрице принц торжественно подарил огромное эпическое полотно: «Принц Нассау, убивающий тигра». На картине гигантский Зиген руками душил похожего на кошку тигра, под ногами героя валялись уже несколько поверженных львов.

– Уж не знаю, каков принц на войне, а на картине весьма храбр! – оценила творение Екатерина.

С началом войны с турками Нассау-Зиген запросился в русский флот.

– Моряк он, конечно, дерьмовый, хотя и вокруг света плавал, но за неимением лучшего сойдет! – высказал свое мнение Потемкину прямой контр-адмирал Мордвинов.

– Дать ему чин капитана! – велел светлейший.

Однако недовольный принц разжалобил Потемкина тем, что на испанской службе был генералом, и тот махнул рукой:

– Ладно, будешь у меня контр-адмиралом, но заруби себе на носу, что чин сей даден тебе авансом за будущие подвиги во славу России!

По-русски Нассау-Зиген говорить не умел и учить не желал.

– Я принц, а принцам претит говорить по-татарски! – говорил он в узком кругу.

Из всего русского языка Нассау-Зиген знал лишь два слова: «сволочь» и «давай». Первым из них он именовал матросов, а вторым обозначал все свои приказы.

По прихоти Потемкина именно Нассау-Зиген был поставлен во главе гребных судов Лиманской флотилии. Что из этого получится, не знал никто, даже сам принц крови. Впрочем, это Зигена мало волновало. Принц жаждал славы великого воина! «Славолюбивый» – так назвал его будущий адмирал Шишков.

Таков был новый младший флагман Лиманской эскадры.

* * *

Еще с самого начала войны Потемкина не оставляла мысль о создании греческой каперской флотилии на Черном море. Потемкину греки нравились смелостью и предприимчивостью.

– Эллины крейсируют и дерутся весьма храбро, – не раз говорил светлейший. – Хорошо, коли бы наши морские им уподобились, но наших губит наука, которую они больше употребляют на отговорки, нежели на действия!

Все для создания каперской флотилии у Потемкина имелось: отважные корсары и их быстрые шебеки, а так же множество турецких торговых судов, которые можно было захватывать и топить.

Но и это не все! Греки, несмотря на войну, спокойно проходили из Средиземного моря на своих судах через Босфор в Черное море и обратно. Дело в том, что Константинополь да и черноморские порты очень зависели от египетского и сирийского хлеба. Любое пресечение подвоза грозило не только мятежом черни, но и мятежом янычар, а эти могли лишить головы самого султана! Возили же хлеб одни греки. Пытались, правда, сажать к ним на суда чиновников для присмотра, но часто, выйдя с море, греки тех присмотрщиков топили и уходили в каперы. Увы, ничего поделать с этой купеческо-корсарской вольницей турки так и не смогли.

Потому как турки именовали Мраморное море Белым, в наших документах корсарские суда именовали беломорскими. Первым вооружил свое судно и отправился на корсарский промысел таганрогский грек Антон Глези, чье судно «Панагия Дусено» удачно поохотилась у берегов Анатолии.

Только в 1788 году из Константинополя, продав туркам пшеницу, подались в Севастополь под Андреевский флаг сразу с десяток судов. Флагман корсарской флотилии носил гордое имя «Князь Потемкин-Таврический».

Затем Глези переместился севернее и под Гаджибеем захватил большое турецкое судно. Потемкин был в восторге от подвигов храбреца Глези и просил у Екатерины «для лучшего сих корсаров к службе Вашего Императорского Величества поощрения» присвоить чин мичмана.

Екатерина отвечала: «Видно, что грек, который взял в Хаджибее судно, а тобою произведен мичманом, отревожил весь тот берег и до самого Очакова, что пальба их везде слышна была».

В апреле предприимчивый Глези захватил еще два судна, и довольный Потемкин снова извещает Екатерину: «Мой мичман Глези уже в третий раз себя показал. Пожалуйте ему володимирский крест для поощрения других».

– Для такого храбреца мне владимирского креста, конечно, не жаль! – улыбалась императрица, такие письма читая.

Но в бочке с медом была и ложка дегтя. Греки принципиально не желали служить матросами на кораблях Черноморского флота.

Мордвинов не раз жаловался на это светлейшему: «Присланные в эскадру мою на судне “Спиридон” 42 грека… из Таганрога определены были на суда, но отказались повиноваться и не хотели служить иначе, как на особливом судне. За таковое их ослушание приказал я их высадить на ближайший берег… как не желаю иметь столь дерзких людей в команде моей».