Книга Царь и схимник - Александр Холин

Император согласился не под давлением этикета. Он тяготел к мистике и был уверен, что история человечества тесно связана с мистериями во все века и во всех странах. Поэтому российский император безоговорочно последовал за Талейраном. И не пожалел.

Госпожа Ленорман, на первый взгляд ничем не отличалась от остальных дам, но необыкновенная линия поведения делала ее авантажной. Встретила гостей хозяйка в экстравагантном платье, поверх которого была накинута красная атласная мантия с золотыми вензелями. Госпожа приветливо поклонилась именитым гостям, но тут же повернулась к ним спиной и сделала знак рукой, приглашая следовать за собой.

Александр отметил, что зала, куда они вошли, предназначена для проведения различного рода мистерий. Стены этой довольно большой комнаты пестрели плакатами с таинственными изречениями на неизвестных языках, картинами с изображениями чудовищ, сценами жизни потустороннего мира, подсвеченными огоньками китайских фонариков. Особое место занимало венецианское зеркало в резной раме и поставцами для свечей перед ним. Свет в комнате тоже был завораживающий.

Мадам Ленорман показала мужчинам на два глубоких кресла посреди залы в центре необычного ковра, по которому разбегались лучи восьмиконечной звезды. По кругу, венчавшему звезду, была сделана непонятная надпись латинскими буквами. Место гадалки располагалось в том же круге восьмиконечной звезды – на стуле-пуфике за небольшим столиком, покрытым зеленым сукном.

Мадам, ни слова не говоря, раскинула на сукне карты таро и произнесла низким грудным голосом:

– Знаю, Государь, о беде вашей. Произошла она давно. Вам тогда еще двадцати четырех лет не исполнилось…

После этих слов Александр, удобно устроившийся в кресле, неожиданно вздрогнул. Именно в это время в Михайловском замке скончался его батюшка Павел Петрович. Цесаревич горько страдал об утрате и постоянно чувствовал угрызения совести за смерть отца. Ведь могло же быть все по-другому!

– Эта болезнь мучит вас до сих пор и рана не рубцуется, – продолжала госпожа Ленорман. – Только покаянием лечатся подобные недуги. Но у вас хватит времени для покаяния. Половина вашей жизни будет посвящена поклонению дамам, а вторая половина меня поражает, ибо, если бы вы не являлись Государем, то я с уверенностью могла бы сказать, что сейчас беседую со старцем… Впрочем, в следующий раз мы через зеркало попробуем разглядеть вехи жизненного пути, расставленные для вас Господом…

Этот эпизод вспомнился Александру потому, что жизнь во дворце всегда приносила царствующим особам свои плюсы и минусы, от которых иногда было просто некуда деться.

Юный Александр Павлович с одинаковой непосредственностью уживался при дворе бабушки Екатерины Великой и при дворе отца Павла Петровича. Его учитель Лагарп славил свободолюбие, однако мальчик рано научился не только бессовестно восторгаться правами человека и гражданина перед бабушкой, но и получать величайшее удовольствие от маршировки и фельдфебельского покрикивания на солдат. Именно эти примеры научили цесаревича бессознательно сочетать в сердце своем то, что считается несочетаемым: гатчинский плац с философией Руссо, Французскую революцию с крепостным правом. Ему с ранних лет приходилось лавировать средь совершенно разных потоков разума и бытия, не теряя равновесия…

Мадам Ленорман оказалась права, ибо увлечение дамами стало одной из маленьких страстей будущего императора. Надо признать, семейная жизнь будущего венценосца почти сразу сложилась несчастливо. Заботливая бабушка в шестнадцать лет женила его на принцессе Баден-Баден Дурлах Луизе Марии Августе, которая при принятии православия получила имя Елизаветы Алексеевны. Четырнадцатилетняя принцесса и красавец цесаревич казались на вид такой изумительной парой, что Екатерина Великая уверилась в будущем благополучии этой семьи.

Молодая принцесса была нежной, хрупкой, даже какой-то воздушной. Робость и очаровательная женская неуверенность сочетались в ней с большой душевной восприимчивостью. Она оказалась в меру умна, но склад ее ума был окрашен мечтательностью и фантастическим романтизмом. Вероятно, она создала себе какой-то воображаемый мир, и все, что происходило в мире настоящем, воспринималось ей в сравнении с выдуманным, а потому характер принцессы стал капризен. Собственно, у юного цесаревича сложился почти такой же нрав, так что будущая императрица во многом походила на супруга.

– Это же истинные Амур и Психея! – воскликнула Екатерина, любуясь молодой парой, которая должна была по всем параметрам идеально подходить друг другу.

Но человек предполагает, а Бог располагает, как говорили издавна на Руси. Юной «Психее» – великой княгине с лицом испуганной птицы, задумчивой и страстной – нужна была любовь и постоянное внимание со стороны своей половины. Она желала огромной как мир нежности, полета и понимания в чутком и близком сердце. А юный супруг зачастую вел себя как мальчишка, дурачился, либо совсем не замечал ее.

Особенно гадкое невнимание его проявлялось при возвращении из Гатчины, где цесаревич муштровал солдат и уставал настолько, что едва стоял на ногах. Это она еще смогла бы перенести, но наутро, едва выспавшись, Александр снова спешил в кордегардию, а Елизавете не терпелось поскорее обрести свое женское счастье. И она, довольно рано разочаровавшись в способностях мужа, решила искать женского счастья на стороне.

Когда цесаревичу стали известны интересы его молодой жены, он попытался сдержать в себе яростные потоки гнева. Спасли давние уроки лавирования меж бурными волнами царского существования. Он на несколько недель укрылся у отца в Гатчине, и весь свой гнев срывал на солдатах. Об увлечениях Елизаветы Алексеевны цесаревичу и потом докладывали много раз, но он так и не понял, любила ли она кого-нибудь из своих фаворитов по-настоящему? Во всяком случае, один из них чуть не попал в Сибирь.

Поначалу за великой княгиней ухлестывал бывший любовник Екатерины, так называемый экс-фаворит Петр Зубов. Следующим в очереди стоял его лучший друг, князь Адам Чарторыйский. Собственно, цесаревич не предполагал, что отношения меж его женой и князем выйдут за рамки дозволенного, потому что графиня Головина не замедлила доложить, как Елизавета призналась ей однажды:

– Мне приятнее быть одной, нежели вдвоем с князем Чарторыйским ужинать. Намедни князь заснул на диване. Я убежала к себе. И вот я со своими мыслями, которые вовсе не веселы…

Чарторыйский оставался при дворе Павла Петровича еще со времен Екатерины и, вероятно, чувствовал себя неуязвимым. Вкрадчивый польский вельможа, покоряя сердце жены наследника престола, тем самым прокладывал себе путь к власти. Сначала Александр был отнюдь не против того, чтобы князь развлекал Елизавету великосветскими разговорами, но, вероятно, наступил момент, когда спасаясь от своих невеселых мыслей, та стала прислушиваться к словоизлияниям князя и в скором времени забеременела.

Александр удивился, поскольку несколько месяцев уже не притрагивался к молодой жене. Об этом тут же узнал и царь Павел Петрович, а когда родилась девочка, тот хотел было сослать Адама Чарторыйского в Сибирь. Александр сам долго уговаривал отца не применять к незадачливому любовнику великой княгини таких жестких мер. Павел с трудом согласился на полумеру, отправив князя посланником к сардинскому двору, а первая дочь Елизаветы через год скончалась.