Книга Моя единственная - Ширли Басби

— Вы упрямец. Упрямый янки! — почти закричал не справившийся с раздражением Жан. — Вы просто не хотите "внять доводам здравого смысла! Я же объяснял вам, что не в состоянии выкупить вашу долю полностью. Имеющихся у нас средств хватит только на половину.

— Позвольте и мне повторить то, что я уже говорил: дальнейшее обсуждение данного вопроса в таком случае не имеет смысла. Оно неизбежно зайдет в тупик, — спокойно произнес Хью. — Правда, если вы не захотите продать мне свои акции. Не думали об этом? — спросил он после некоторого колебания.

Жан изменился в лице, будто ему нанесли страшное оскорбление.

— Sacrebleuf — воскликнул он. — Вы предлагаете продать то, что исконно принадлежит только нам? Это звучит оскорбительно. Мсье! Ведь речь идет о нашей компании!

Хью устало вздохнул, понимая, что спорить с этим человеком бесполезно. Жан попросту не желал принимать в расчет очевидное — с самого начала деятельности компании пятьюдесятью пятью процентами, то есть контрольным пакетом акций, владел Джон Ланкастер, да и оставшаяся часть отнюдь не вся являлась собственностью Дюпре. Двадцать пять процентов принадлежали Кристофу, по десять — Рено и Жану.

Фактически у Дюпре была самая маленькая доля. Затем, правда, она увеличилась на десять процентов, которые Кристоф отдал Рено в качестве приданого за Лизетт. После смерти Рено его двадцатипроцентная доля была поровну поделена между его детьми — Франсуа и Микаэлой. Кристоф пять процентов своих акций проиграл Джасперу и Алену, а оставшиеся десять стали наследством Лизетт. Как бы это ни огорчало Жана, но большая часть акций “Галланд, Ланкастер и Дюпре” принадлежала сейчас как раз Хью, а с учетом акций Джона Ланкастера американцы владели основной долей капитала компании, большей, чем все креолы, вместе взятые.

Этот непреложный факт ни оспорить, ни изменить невозможно. Если, конечно, Хью Ланкастер не настолько потеряет голову, чтобы передать свои акции Микаэле. Подумав о такой возможности, Хью с удивлением отметил, что он вроде бы и не прочь дойти до такого сумасшествия. Раздраженный этим открытием, он заговорил более резко, чем намеревался.

— Остается только повторить, что продолжение этого разговора не имеет смысла.

— Полагаю, мсье, что вы пожалеете о своем упрямстве, — пристально глядя в лицо Хью, пробормотал Жан.

— Вы мне угрожаете?

— Нет, — натянуто улыбнулся Жан. — Скорее предупреждаю. Вы, как бы там ни было, мой гость. Было бы верхом невоспитанности, — в голосе его зазвучали циничные нотки, — угрожать человеку, находящемуся в моем доме.

— Вы предлагаете мне покинуть этот дом?

Спокойный тон вопроса и решительный блеск в глазах Хью явно охладили собеседника.

— Нет, мсье. Я по-своему рад, что вы приехали. Поверьте, если бы не ваше упрямство и несговорчивость, я, возможно, постарался бы стать вашим добрым приятелем.

— Я бы тоже, — улыбнулся Хью. Расстались они почти сердечно, но к главному дому пошли разными тропинками. Хью решил разыскать Джаспера. Лизетт, которая знала о своих гостях, казалось, все, сказала, что тот пошел на конюшню, чтобы еще раз взглянуть на лошадь, которую Жан собирался продавать. Дорогу туда Хью уже знал и потому, отказавшись от провожатого, пошел один по тропинке, любуясь роскошными южными растениями на крутом берегу, с которого открывался великолепный вид на реку, затем обогнул небольшую белую беседку. За этим миниатюрным сооружением находился лесок, который, собственно, и отделял конюшни и летние загоны от остальной части усадьбы.

Он был так поглощен мыслями о недавнем разговоре с Жаном и о возможном решении вставшей перед ними проблемы, что даже не заметил, как оказался возле беседки. Вывело его из задумчивости ощущение, что в ней были люди, судя по всему, не услышавшие, что кто-то нарушил их уединение. Сначала Хью хотел просто пройти мимо или, если уж будет необходимость, дать знать о своем присутствии. Однако звук донесшегося из беседки такого знакомого голоса заставил остановиться.

— ..я не желаю выходить за него! Как ты можешь думать, что мы подходим друг другу, видя, как я веду себя с ним? — Микаэла ненадолго прервалась, восстанавливая дыхание. — Я же просто издеваюсь над ним, Франсуа, меня все время подмывает обидеть его. Разве ты не заметил это хотя бы вчера вечером? Его, правда, мои колкости, кажется, оставляют равнодушным, даже забавляют. Но глупо думать, что результатом таких отношений может стать свадьба.

— Ваши чувства — не главное, — торопливо заговорил Франсуа. — Если даже он тебе совершенно не нравится, можешь рассматривать ваш союз как сделку. Женившись на тебе, он получит твою долю, в компании. Это повысит его авторитет, и он уже за одно это будет испытывать к тебе чувство благодарности.

— У него нет нужды в моих акциях. Он и без них достаточно богат! — раздраженно выпалила девушка. — Ты же знаешь, — сказала она более мягко, — что я готова все сделать для тебя. Ты — мой брат, и я искренне люблю тебя, Франсуа. Но это уж слишком — требовать, чтобы ради твоего спокойствия я принесла в жертву всю свою жизнь! Я не думала, что ты такой эгоист.

— Ты несправедлива, Элла, — огорченно ответил молодой человек. — Я же не прошу тебя выйти за какого-нибудь дряхлого безобразного старика. Мне приходится умолять тебя стать женой молодого красавца, который, вне всяких сомнений, через несколько лет станет одним из самых богатых и влиятельных людей в Новом Орлеане. Ты это называешь эгоизмом!

— Такое впечатление, что ты не слышишь меня! Он мне совершенно не нравится! Я не могу даже думать о том, что он может стать моим мужем!

— И все-таки, Элла, тебе стоит подумать! Твое согласие на брак с ним разрешит все наши проблемы. Да и тебе такое замужество сулит много хорошего. — В голосе Франсуа послышались льстивые нотки. — У тебя появится собственный роскошный дом. Твой муж будет буквально обожать тебя. Я же видел, как он смотрит на тебя. Да и деньги — вещь немаловажная. Ты уверена, что тебе нет дела до состояния, которым он располагает?

— Уверена! — выпалила Микаэла. — Неужели я должна выйти за нелюбимого человека из-за денег, которые нужны тебе?

— Не только мне, Микаэла, — не хотел сдаваться Франсуа. — Они не менее нужны Жану и маме. Ты же знаешь о наших финансовых трудностях. Твой отказ стать его женой сделает несчастными всех нас, включая маму.

— Это удар ниже пояса! Тебе известно, что ради мамы я сделаю все.

— Вот и подумай о ней. — Франсуа тут же попытался расширить брешь, обнаруженную в обороне сестры. — Хорошенько подумай, прежде чем отказаться от возможности сделать нас богатыми.

— Оставь меня в покое! — вскрикнула Микаэла, и Хью стало ясно, что она на грани истерики.

Обнаруживать свое присутствие при разговоре, который явно не предназначался для его ушей, было бы глупо. Хью осторожно отошел от беседки. Настроение было испорчено окончательно. Он был не настолько самоуверен и глуп, чтобы не понять, о ком говорили Микаэла и Франсуа. Предмет спора, подумал Хью с горькой усмешкой, не кто иной, как он сам. Кто же еще является постоянным объектом ее язвительных шуток? И кого они, несмотря ни на что, забавляли? Его, конечно же.., до сих пор, правда. Нет никаких сомнений, что случайно подслушанный разговор молодых Дюпре касался его. Именно его она постоянно пыталась задеть в разговоре. Так было и вчера вечером, о чем она напомнила брату. А он-то был хорош! Нашел это прямо очаровательным! Губы Хью непроизвольно дрогнули. Да, замужеству с ним изо всех сил сопротивляется Микаэла! В самом деле, кто же еще может с легкостью решить финансовые проблемы Дюпре? Да и в отношении акций она все правильно сказала. Они его совершенно не интересуют!