Книга Свинпет - Валерий Пушной

Александр быстро и бесшумно пропал, только макушки высокой травы слегка качнулись в темноте. Бурих провел ладонью по спине второго пса, недавно рьяно охранявшего дверь гостей, приказал:

— Расставь засады, Кирилл! Зайдешь с тыла! Никто не должен уйти!

Кирилл также мгновенно растворился в ночи. Через минуту его приглушенные рыки подняли из травы часть притаившихся собак. Поляна вокруг Буриха всколыхнулась, темный ковер муравы пришел в движение: собаки, направляемые рыками Кирилла, двинулись сквозь травяные заросли в нужном направлении. И вот все стихло, верхушки трав успокоились. Бурих считал минуты. Ожидание длилось недолго, вскоре от моста донесся звук автомобилей, наполнивших окраину города гудом и светом задних фонарей и фар. В конце набережной, в месте обрыва дорожного полотна, заскрипели тормозами несколько автобусов. Свет сгустил окружающую темноту. Звезды в небе одна за другой начали гаснуть, будто кто-то отключал их свет. Небо над головой наполнилось вязкой глубинной тьмой. Петька сжал себя в тугой упругий ком, приник к земле и тихо отполз в укрытие в виде окопа.

На свет фар из автобусов с оружием в руках задом вывалилась большая толпа горожан, одетых по-праздничному. Светлые брюки, белые рубахи с коротким рукавом и бело-красными галстуками. Без лишнего гомона, без суеты рассредоточились вдоль кромки темного травяного ковра, развернулись лицами к притаившейся поляне и вскинули стволы. На крышах автобусов вспыхнули мощные прожекторы, лучи закачались вдоль берега реки, поползли по густым зарослям поляны, вплоть до ельника, отбрасывая тьму со своего пути, как ошметки грязи. Из крайнего автобуса призывно и патетически гаркнул громкоговоритель:

— Философия мудрости в собачьей смерти! Да здравствует Философ! Смерть собаки — это праздник духа! Собачья кровь лучше видна на белом! Вкус собачьей крови сладок! Нет предела мудрости Философа!

Бурих из укрытия наблюдал за вооруженными горожанами, всякий раз пригибал голову, когда луч света скользил по траве над окопом.

Громкоговоритель отдал команду, раздался первый пристрелочный залп. Пули с шипением просвистели над травой. Затем хлестанул беспорядочный шквальный огонь, иссекая траву в мелочь. Стволы накалялись, безостановочно изрыгая пламя. Горожане рычали от удовольствия, орали и выли, как оголтелые, как пораженные паранойей. Они хорошо знали, что собаки прячутся в траве, что настоящая схватка еще впереди, потому стремились пулями выкосить, проредить собачью стаю. Перезаряжали оружие и вновь осатанело палили, с упоением ловя в прицелы всякое движение травы, улавливая запахи собак и стреляя на запах. Трава была слабой защитой. Убийственный поток пуль живым роем носился в воздухе, вгрызался в землю, дробил черепа собакам, выбивал мозги, превращал в решето шкуры, выплескивал из собачьих тел сгустки крови. Горожан возбуждал предсмертный визг, скуление, вой псов в траве. Голос из громкоговорителя исступленно восхищался ликующими стрелками. Наконец прозвучала новая команда. И стрелки, подчиняясь ей, тронулись вглубь поляны. Белые рубахи и светлые брюки стали неумолимо надвигаться на собак. Искаженные яростью лица и сверкающие сквозь прицелы озлобленные глаза пощады не ведали.

Собаки, которым не повезло, умирали на месте. Многие укрывались от смертоносного града в заранее приготовленных, поросших травой траншеях. Но собаки тоже имеют нервы, и не у каждой из них выдержка берет верх в опасной для жизни ситуации. Часто инстинкт самосохранения, желание выжить, прежде времени кидает пса в кровавые жернова смертельной схватки. Так и теперь: часть собак не выдержали, безоглядно подбросили свои тела кверху и понеслись на убийц. Их освещали прожекторами и расстреливали на бегу, превращали в кровавое месиво. Собаки падали, бились в предсмертной агонии. Только пятерым удалось достичь цели, они опрокинули пятерых горожан и намертво вцепились в горла, вырывая их, но следом пули других горожан искромсали собачьи тела. Они гвоздили и гвоздили из стволов по трупам собак, пока от шкур не осталось даже маленького клочка.

У Буриха лицо сделалось страшным, свирепым, оскаленным. В этот миг он сам был готов по-звериному вцепиться зубами в глотки горожанам. В его теле появились собачьи движения, мышцы напряглись, выгибая спину и вытягивая шею. Окоп, в котором Петька сидел, сделался тесным. Локти сильно вдавились в землю. Он захрипел, руки с корнем рванули траву перед лицом. В голову ударила лютая муть ненависти. Еще миг — и ничто не удержало бы его на месте, если б он не оглянулся на псов, находившихся поблизости, на их исступленно горящие глаза. Петьку будто окатило ушатом ледяной воды. Вернулось сознание и способность адекватно мыслить. Надо было управлять армией собак, а не выскакивать из окопа навстречу собственной смерти. У каждого своя роль. До наступления полуночи оставались секунды. Прорыв пяти собак внес замешательство в ряды горожан. А для остальных собак открылась возможность, момент, миг взрыва, чтобы ринуться к истине, которую через секунды откроет полночь.

Катюха притаилась у границы ельника, когда свет прожекторов осветил поляну. Свет ослепил девушку, она отшатнулась за толстый ствол высокой старой ели, прижалась грудью, пытаясь рассмотреть, что происходит на поляне. Но свет прожектора бил по входу в тоннель, резал глаза, и Катюхе оставалось только прислушиваться из-за дерева к голосу из громкоговорителя. Когда луч прожектора ушел в сторону, она выглянула. Густая цепь горожан с оружием в руках, вспыхнувшая беспорядочная пальба, засвистевшие над головой пули пронизали страхом. Испуг бросил на землю. Закрыла руками голову, уткнулась лицом в старую, пропитанную собачьим запахом хвою, ругая себя за то, что отдалась любопытству и потащилась по тропе. Боялась шевельнуться, чудилось, что все пули летели в ее сторону. Не видела, как Бурих воспользовался заминкой среди горожан и отдал приказ, после которого трава по всей поляне в одно мгновение выбросила из себя целую собачью армию.

Собаки пошли в наступление. Внезапно. Так вдруг бывает в горах, когда неожиданное падение одного камня увлекает за собой другие, собирая их в мощный горный камнепад, сметающий все на своем пути. Поляна загудела единым рычащим храпом. Армия собак вмиг превратилась в несущуюся лаву.

Лучи прожекторов заметались по собачьим спинам, голос из громкоговорителя захлебывался, исступленно вопил. Призывал убивать собак, напиться собачьей кровью, обагрить белое красным. Но инициатива была упущена. Лавина собак приближалась. Стрельба горожан уменьшилась и не могла остановить темную массу. Хотя пули все еще опрокидывали животных, награждая смертью, но живые становились злее.

В этот миг, ровно в полночь, высоко в воздухе, словно среди неба, разнесся истошный крик петуха. Стрельба сразу полностью прекратилась. Удивление подбросило девушку на колени. Петух среди ночи, это было невероятно. Смахнула с лица налипшую хвою, протерла глаза, козырьком ладони прикрывая их от яркого света прожекторов. Увидала, что вот-вот бушующая черная лавина собак врежется в озверевшую массу горожан. И вдруг горожане отбросили оружие и каждый из них издал леденящий волчий вой. Мозг Катюхи пробило этим воем, как раскаленной стрелой. С головой накрыло волной зыбкого плотного тумана, заставило окаменеть. У нее на глазах горожане оборотились огромными волками, а собаки превратились в людей. Волки ринулись на людей-собак, а те на бегу поднимались с четверенек, распрямляли спины, выхватывая из-за поясов ножи. Волчий вой несся над головами, пропадая далеко в бесконечности. Мощные волчьи туловища врезались в ряды людей-собак, подминая собой их тела и вырывая окровавленными челюстями куски мяса.