Книга Лев пустыни - Юлия Галанина

Фатима поняла, что выиграла войну.

* * *

Через час город узнал, что служанка, полумертвой выкинутая с корабля пиратов, продана уважаемой Фатимой в два раза дороже чем французская принцесса почтенной Бибигюль.

* * *

А на следующий день торжествующая Фатима, сидя в расшитом седле, медленно проехала перед воротами Бибигюль на пегом, украшенном колокольчиками и кисточками муле.

ГЛАВА IX

Жаккетта опять попала в новый мир – сколько еще их будет?

Усадьба шейха была раз в десять больше домика Фатимы, но по сравнению с ним, – ухоженным, наполненным ароматом цветов и благовоний, запахами вкусной пищи, – поражала своей неуютностью.

Это больше напоминало временную базу для отряда всадников. Большой внутренний двор, много пустых стойл для животных и напоминающие склады помещения.

В одном углу двора, правда, теплилась жизнь. Там кудахтали куры и блеяли козы. В стойлах находилось несколько лошадей, мулов и пара ослиц. Отдельно стоял красавец арабский скакун.

Видимо шейх следовал советам мудрейшего Халида ибн Сафвана, который говорил:

«Когда хочешь устрашить нападением или спастись бегством – покупай коней, ежели хочешь покрасоваться или проехать спокойным шагом – иноходцев, если тебе предстоит долгий путь – то мулов. Верблюдов покупай для перевозки тяжестей, а ослов, за то, что их легко прокормить».

В утоптанном дворе не росло ни былинки, только одинокое дерево, похожее на акацию, торчало на краю. Глина – кругом глина.

Единственным украшением нескольких, построенных впритирку друг к другу двухэтажных зданий, была неказистая общая терраса, обращенная во внутренний двор. На нее выходили двери и окна обоих этажей.

Около кухни высились печи для выпечки лепешек. Возле них хлопотали какие-то женщины в темных одеждах.

Даже на сторонний взгляд Жаккетты назвать роскошной такую жизнь было никак нельзя. Никаких мраморных дворцов, как в сказках Фатимы. При всем при этом шейх в здешнем мире занимал очень весомое место. Но в быту это сказывалось слабо.

* * *

После удачного выступления перед шейхом Жаккетту повели определять на новое место жительства.

Слуга привел ее на первый этаж, в небольшую комнату, где сидело несколько женщин. Это были наложницы, составляющие гарем шейха.

Они очень внимательно осмотрели вновь прибывшую.

Звериным чутьем Жаккетта поняла, что здесь – самое опасное место за всю ее жизнь. Здесь пленных не берут.

Она застыла на пороге и заявила слуге:

– Я не буду жить в этой комнате с этими женщинами. Я христианка.

Знал ли слуга французский, не знал – это так и осталось тайной.

Уразумев, что свежеприобретенная Хабль аль-Лулу даже не думает заходить на женскую половину, слуга в растерянности повел ее обратно к шейху.

– Я лучше буду жить в стойле, как лошади господина! – заявила Жаккетта шейху. – Но не с женщинами!

Шейх тоже не стал обнаруживать знание французского, просто что-то скомандовал слуге и тот отвел Жаккетту в отдельную комнату на втором этаже. Совсем пустую, даже сундуков в ней не было, один тюфяк и кожаный коврик на полу.

Зато в соседней комнате оказалась купленная часом раньше Жанна.

Девушки бросились друг к другу, как не бросились бы родные сестры. И обе заревели в один голос, выплакивая все, что им пришлось пережить со дня расставания.

Размывая краску на глазах, черные слезы катились по щекам Жаккетты.

Жанна жалобно всхлипывала, икала, давилась слезами и ничего не могла с собой поделать.

– Горе, горе-то какое, Жаккетта! – стонала она. – Мы же чужие, совсем-совсем чужие. Это другой мир, здесь все по-другому! За что Господь покарал меня? Наверное, я была плохой католичкой, раз он отступился от нас и передал в руки мусульман. Жаккетта, здесь даже небо чужое!!!

– Ничего, ничего, госпожа Жанна! – сквозь слезы утешала госпожу Жаккетта. – Пресвятая Дева опять соединила нас, это уже чудо! Чтоб у тех камеристок, что вам волосы укладывали, руки поотсыхали! Завтра я вам как надо уложу и все будет хорошо!

* * *

… Ближе к вечеру, оглядывая новый восточный наряд Жаккетты, Жанна конфисковала у нее желтые сафьяновые шлепанцы с загнутыми носами.

* * *

К великому изумлению Жанны и Жаккетты оказалось, что шейх вообще живет не в доме.

Для него во дворе натянули шатер, покрытый черной шерстяной тканью, и шейх жил там в обществе своей борзой.

В этот-то шатер и затребовал шейх новое приобретение.

Звеня браслетами и ожерельями, Хабль аль-Лулу отправилась покорять хозяина.

* * *

Жаккетта во время свидания не раз и не два помянула добрым словом мессира Марчелло, подковавшего ее не хуже Фатимы.

Шатер шейха полночи ходил ходуном от бушевавших в нем страстей и двигания «пэрсиком».

Хабль аль-Лулу удалось не ударить в грязь лицом и показать себя не хуже любой изнеженной восточной красавицы, которую всю жизнь специально готовили только для любви. Жаккетта была довольна собой. «Знай наших!» – думала она.

Только один промах допустила Жаккетта в самом начале: забыла сказать слова, которые велела ей выучить Фатима. Про любовь и печень.

Но когда шейх, несколько обалдевший от любовных талантов Хабль аль-Лулу, безжизненной грудой костей лежал на ковре, она вспомнила про упущение и громко сообщила:

– О мой господин, любовь к тебе поселилась в моем сердце и огонь страсти сжег мою печень! (полностью с акцентом и интонациями Фатимы).

Шейх нервно дернулся всем телом, и Жаккетта поняла, что на сегодня ему любви хватит.

Сгребя в кучу свои украшения, она на цыпочках пошла к выходу.

«И с шейхом можно прекрасно спать, если душу к этому делу приложить!» – подвела итог ночи Жаккетта. – «Хороший человек, женщин любит. А кто нас не любит?!»

* * *

Наутро, конечно, всей усадьбе стало ясно, что Хабль аль-Лулу прочно заняла место любимицы шейха.

Восхищение, уважение и почтение со стороны женской половины Жаккетта ощутила незамедлительно.

Чья-то добрая рука в ее отсутствие, когда Жаккетту утром еще раз захотел увидеть шейх, поставила в комнату роскошное блюдо с ореховой халвой.

Жанна, зайдя к Жаккетте, увидела восхитительные сладости и отщипнула кусочек.

Когда довольная жизнью Жаккетта вернулась из шатра, она увидела, что госпожа скорчилась на полу.

– У меня все жжет внутри! И режет, – еле шевеля языком прошептала Жанна. Лоб ее покрылся испариной.