Книга Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

За пару дней Пола, которая была всеамериканской героиней со знаком "плюс", стала героиней со знаком "минус". Былой образ – Золушки, ставшей принцессой, – теперь усердно перекрашивали на иной: хищницы, что сумела растлить добро порядочного австралийца.

Публикаций, направленных против госпожи Шеви, становилось все больше. Обвинений в ее адрес – тоже.

По своему обыкновению, она сама не давала никаких комментариев для прессы. Безвылазно находилась в своем особняке в Степлтоне, на Марин-драйв, восемьдесят восемь-четырнадцать.

К хору голосов, обвиняющих Полу, подключились семеро детей (уже взрослых) господина Руперта Вагнера от трех предыдущих браков. Первые три его жены также подливали масла в огонь. На все лады, наперебой, расписывали они скромность и умеренность своего бывшего супруга.

Было оглашено завещание покойного. И…

Мистер Вагнер оставлял по семь миллионов долларов каждому из семи своих детей и по миллиону долларов – каждой из бывших жен. Другие его наличные и ценные бумаги отходили разнообразным благотворительным фондам. Вся его медиа-империя переходила, в разных долях, в руки пятнадцати наиболее успешных топ-менеджеров, управляющих гигантской компанией.

Поле Шеви из всего гигантского состояния господина Вагнера не досталось ничего.

Бульварные газеты разразились новой серией воплей.

Их общий настрой выразил заголовок в "Нейшн энкуайер": "ПОЛА ПРОСЧИТАЛАСЬ!"

Дима перевел дух. От английских букв на экране ломило глаза. Часы уже показывали шесть часов вечера по-московски – однако солнце в иллюминаторе светило так же ярко, что и в десять утра, когда он улетал. Самолет приближался к Новому Свету с той же скоростью, что и дневное светило.

Сероватая непроницаемая гряда облаков лежала далеко внизу.

Стюардессы объявили по бортовой трансляции, что скоро пассажирам будет подан обед.

…Последняя глава книжки оказалась самой маленькой. Собственно, это было, как понял Дима, что-то вроде эпилога. Эпилога – будто бы жизнь или, во всяком случае, деятельность Полы Шеви уже остались позади.

Пола Шеви, сообщал биограф, проживает нынче в доме в Степлтоне, на Марин-драйв, восемьдесят восемь-четырнадцать. Ведет в основном уединенный образ жизни. Ее уединение делят с нею верный секретарь Пьер и служанка Венера. Порой Пола принимает гостей – как правило, представителей богатых семейств Степлтона. Она увлекается карточными играми, а также мистикой и спиритизмом. Примерно раз в неделю составляет у себя дома партии в покер.

Каждую осень госпожа Шеви отправляется в путешествие. Ежегодная ее поездка занимает обычно два-три месяца и обязательно включает в себя посещение Монте-Карло (знаменитого казино) и Австралии (где она бывает на могиле своего несостоявшегося мужа, господина Вагнера). В остальные города и страны Пола едет обычно без предварительного плана – а по вдохновению, по наитию. Сегодня она может оказаться в Праге, а завтра – на Хоккайдо, в Тибете или в Исландии.

"Кажется, о Поле Шеви снова, как уже случалось, забыли. – Таким пассажем завершалась ее биография. – Однако вряд ли яркая, авантюристическая натура позволит Поле оставаться долгие годы в бездействии. А, значит, книга ее судьбы – как и данный скромный труд – пополнится новыми главами".

Далее следовал список на трех страницах – изъявления всяческих благодарностей отдельным лицам и организациям (включая тещу автора – "за то, что не мешала работать").

Дима рассеянно захлопнул ноутбук.

Две прехорошенькие аэрофлотовские стюардессы катили по проходу тележку с обедом. Рядом проснулся и заворочался толстяк. Дима привел спинку своего кресла, как советовали бортпроводницы, в вертикальное положение.

"Какого дьявола, – подумал он, – ей (если это, конечно, она) понадобились наши книги и рукописи? Какого, спрашивается, дьявола?"

За сто восемьдесят лет до описываемых событий

Милый ангел мой, Мэри!

Много мыслей перебродило в моей голове, прежде чем я решился писать вам. Я знаю, что глубоко оскорбил вас своим внезапным отъездом, что сей поступок чудовищен и поведение мое низко. Но всему виною стала моя вечная непредусмотрительность. Мне следовало бы прежде объясниться с вами, пасть вам в ноги и после тщетно молить вас о прощении.

Но прочь, прочь глупые и пустые слова, когда уж потеряны лучшие мои мечты и надежды, когда предо мною отдернут розовый флер, сквозь который я ранее смотрел на дела и чувства человеческие. Я не был рожден страдальцем, но ныне моя душа охвачена темным и сильным чувством, неумолимо увлекающим меня в бездну отчаяния.

Мэри, милая Мэри! Мы более никогда не увидим друг друга. Но я навеки сберегу все, что может мне вас напомнить: книги, вами некогда прочитанные, ваши ноты и стихи, некогда переписанные для меня, ваш ажурный веер, который я, безумец, вымолил у вас, прося о залоге нашей любви. Я ежечасно вспоминаю ваши ласковые, улыбающиеся глаза, звук вашего голоса, от которого веет неуловимой, вкрадчивой прелестью, вашу благородную походку, имеющую в себе что-то девственное, ускользающее от определения, но понятное взору.

…Перечел написанное и принужден признать: я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль. Оставил вас в недоумении, переменившуюся в лице – и ныне осмеливаюсь обращаться со своими жалкими комплиментами. Но вымарывать написанное не стану, осмелюсь в последний раз сказать вам: я вас люблю, люблю страстно. Но, видно, самому провидению угодно разлучить нас, и наша планида – смиренно принять уготованную нам участь.

Молю вас не приготавливать себя к роли Артемизы и навеки изгнать из своего сердца того, кто нанес вам, не объясняясь и не оправдываясь, непереносимое оскорбление.

Одно могу сказать вам – наша разлука предопределена свыше, она угодна не ведомым нам силам, неумолима и неизбежна.

Дай вам бог сохранить обычную безмятежность и ясность вашей души. Ваш милый, несравненный образ навеки останется мучением и отрадою моей жизни.

Об одном только прошу я вас – забыть о том несчастном, для которого смерть остается единственною надеждою.

Ваш несчастный супруг князь Василий Скопин.

Писано 22 апреля 1822 года, на станции xxx.

Глава 5

Ox, и пожалела Надя, что согласилась помочь Полуянову – взяла на себя обязанность пошустрить в родной библиотеке!

Задание – держать ушки на макушке – только с виду казалось простым. Вроде бы знай себе, болтай с девчонками, наблюдай да прислушивайся. Но Надя быстро обнаружила, что с ее характером возложенная на нее миссия почти невыполнима. Или по крайней мере очень сложна.

Надя с удивлением поняла, что общаться – это тоже искусство. И она им, увы, не владеет. Всю жизнь предпочитала сидеть себе тихонько в уголку, сплетни не собирать и без нужды не высовываться. Но, скромно обедая прямо в читальном зале, за книжными стеллажами, никаких новостей не узнаешь. И пришлось Митрофановой, кляня про себя Полуянова и собственный характер, постепенно "выходить в свет". В тисках информации посещать буфет. Травить организм в курилке. Забегать в другие читальные залы. Проведывать девчонок в хранилище…