Книга Люби меня, как я тебя - Светлана Лубенец

На их дискотеку Венька не пошел. Хватит с него дискотек. И пирогов с яблоками он наелся на всю жизнь. Кроме того, ему не хотелось встречаться с Танькой. После случая с орхидеей и после извинений, принесенных девчонкам самим Антуаном, Осокина постоянно жгла Веньку глазами. Он не знал, куда от нее деваться, а главное, не понимал, чего ей надо. Винт по-прежнему сидел с Ирой Пермяковой, и Веньке было одиноко, как никогда.

Вместо дискотеки Венька решил доклеить Преображенскую церковь. Он почти собрал ее, остались мелочи. Сегодня он завершит отделку и отнесет церковь в школу на конкурс работ по истории Отечества. Он, Венька, трудился почти два месяца. Эта работа помогала ему жить, особенно сейчас, когда он опять остался совершенно один, даже без Винта.

Как быстро, оказывается, люди привыкают к хорошему. Давно ли Венька считал свою изолированность от класса обычным положением вещей? А теперь, когда он вкусил радость общения с Пашкой, отказаться от этого навсегда было очень трудно. Венька несколько раз подходил к телефону, чтобы набрать Пашкин номер и объясниться с ним, но не знал, что лучше сказать. Оправдываться? Венька не чувствовал за собой вины. Обвинять Пашку в том, что не предупредил? Сейчас Венька уже не был уверен, что обрадовался бы этому предупреждению. Ребята были не правы, и, возможно, Венька все равно поступил бы так, что вызвал всеобщее осуждение и неприязнь. Может, просто пригласить Винта в гости, будто ничего не случилось? А если Пашка рассмеется и бросит трубку? Что тогда? Тогда – хоть топись! Тогда Веньке и жить больше не нужно.

Венька уже отвел руку от телефона, когда тот вдруг зазвонил. Венька содрогнулся всем телом, ноги стали ватными, во рту пересохло. Неужели Пашка? Сам? Венька, преодолевая самую настоящую дурноту, поднял трубку. Звонила Танька Осокина.

– Вениамин, – строго сказала она. – У тебя сохранились детские книжки?

– Детские книжки… – ничего не понимая, эхом повторил Венька.

– Ну да. Сказки там всякие, типа «Золушки», «Снежной королевы»…

– Н-не знаю. Наверное, где-нибудь валяются.

– Посмотри, пожалуйста. Если найдешь, принеси завтра в школу.

– Зачем? – по-прежнему не понимал Венька.

– Ты что, опять ничего не знаешь?

Конечно, Венька ничего не знал. Кто ему скажет?

– Не знаю, – честно признался он Осокиной.

– Ну как же… Мы собираем библиотечку в детский дом на улице Десантников.

– А-а-а… – протянул Венька.

– Так ты посмотришь? – не отставала Танька.

– Посмотрю, – вяло, без всякого энтузиазма пообещал он ей.

– Ну, пока! – попрощалась Танька.

– Пока, – в полной растерянности ответил Венька.

Он еще долго держал трубку около уха, а она противными короткими гудками сверлила ему мозг. В ответ на гудки в его голове рождались такие же короткие вопросы: Танька звонила? Какие-то книжки? Что за чушь?

На следующий день Венька притащил в школу целый пакет старых детских книжек, которые мама разыскала на антресолях. Он без слов положил пакет на парту прямо перед Танькой.

– Не забыл… – тихо удивилась Осокина. – Ты один… Опять…

Венька в изнеможении скривился и, крутанувшись на пятках, пошел к своему месту. Конечно, как же может быть иначе? Разумеется, он опять сделал не так, как все. Пропади все пропадом! Зачем он тащил эти книги, идиот…

Весь день прошел под знаком принесенных им книг, то есть плохо. Что бы Венька ни делал, все не удавалось. Даже пример по алгебре у доски не решил. Первый раз в жизни, хотя сам вызвался.

Когда после уроков Венька надевал куртку в гардеробе, к нему подошла Танька:

– Ты не поможешь мне отнести книги в детдом?

– Слушай, Осокина, – резко повернулся к ней Венька. – Чего тебе от меня надо? Неужели еще не наиздевались? Неужели вам всем мало?

Танька опять прищурилась. Венька напрягся, ожидая услышать какую-нибудь гадость, но она просто сказала:

– Мне тяжело. Я тоже много принесла. – Она показала рукой на скамейку. На ней стояли три объемистых пакета, один из которых был Венькин.

– А почему именно я?

– А кто же еще, если книги только мы с тобой двое и принесли?

Венька вздохнул. Весь его пыл сразу куда-то пропал.

– Ладно. – Он взял два пакета. – Пошли.

До детского дома шли молча. Может быть, Таньке и хотелось поговорить, но Венька специально шел почти на полкорпуса впереди. Мысли метались в его голове: «Только бы Танька молчала… только бы опять перед ней не опозориться… не сказать что-нибудь глупое, не то, не в струю, не в масть…»

Книги у них приняла молодая симпатичная библиотекарша. Венька сразу повернул к выходу.

– Подождите, – остановила его женщина, – сейчас все оформим.

– Не надо оформлять. Это так, подарок… Нам уже не надо. Мы выросли, – затараторила Танька и вытащила Веньку в коридор.

Из дверей детдома они вышли вместе. Теперь Веньке было неловко бежать впереди. Он совершенно потерялся, потому что надо было о чем-то говорить. О чем? От безысходности он, наверное, опять отмочил бы какой-нибудь номер, но перед ними вдруг непонятно откуда материализовался Антуан.

– Гуляем? – с усмешкой спросил он.

Венька хотел ему объяснить про книги и детский дом, но Танька выпалила:

– Гуляем! А что?

– Да так… И давно?

Венька снова открыл рот, чтобы все расставить по своим местам, но Осокина не дала.

– Давно, – процедила она, враждебно глядя на Антуана. – А что тебя не устраивает?

– Все устраивает. – Антуан пнул ногой поребрик тротуара. – Меня абсолютно все устраивает. Более того, я просто счастлив… за вас…

Осокина, схватив Веньку за рукав, потянула за собой вперед. Антуан остался стоять посреди тротуара.

Венька брел за Танькой, чувствуя, как над его головой сгущаются тучи очередных неприятностей.

– Испугался? – резко спросила Танька.

– Чего? – вздрогнул Венька.

– Не чего, а кого. Клюшева.

– Чего мне бояться? – вопросом на вопрос ответил Венька.

Тревога уже успела охватить весь его организм, но он был уверен, что как раз Клюшева не боится. Его смущало и тревожило что-то другое, непонятное, еще не изведанное и этой своей необъяснимостью пугающее.

– Не боишься? – переспросила Танька, остановившись и заглядывая Веньке в глаза. – А если даст в зубы?

– За что?

– Так, – улыбнулась Осокина. – Он найдет, за что.

– Ты думаешь, я не умею драться?

– Думаю, не умеешь.

– Мне просто не приходилось.