Книга Вселенский стриптиз - Ольга Степнова

Вот тогда Дуська первый раз в жизни была по-настоящему счастлива. Ей подарили подарок! Ей пожелали чего-то удивительного, непонятного и очень взрослого! Такое везение могло случиться только с ней, Дуськой – оглоблей и безотцовщиной…

Вадима Вадимовича она больше не видела. Соседи по коммуналке говорили, что дворник заболел воспалением легких и умер. Мать погибла, когда Дуське исполнилось шестнадцать лет. Она выпала из окна, и дочь так и не узнала, был ли это несчастный случай или мать сама решила поставить точку в своей никчемной, несчастной жизни, так и не добравшись до страны под названием «замуж».

Два года Евдокия провела в интернате. Все эти годы она не снимала монетку, берегла ее, хранила, как талисман, как «проездной», как первое ощущение счастья. Позже она узнала, что и цепочка, и полмонетки – серебряные. Дуська подолгу рассматривала свой талисман, знала каждую его черточку, каждую зазубринку и неровность. Монета оказалась старинной, с острым краем по срезу, который расцарапывал кожу. Со временем там, где талисман соприкасался с телом, образовался рубец. На одной стороне загадочной половинки, по полукругу, было написано «самодержец всероссийский» и изображен чей-то затылок с фрагментом лаврового венка. На другой стороне в пересечении линий, между которыми стояла цифра «двадцать два», по полуокружности было написано «монета новая».

Чудной бессмысленный, неудобный талисман Дуська носила не снимая, хотя давно перестала верить в сказки и знала, что «замуж» – это не дальше Пекина…

– Тебе хорошо? – спросила она Алекса, когда тот, без особого энтузиазма позанимавшись с ней любовью, перевалился на спину и закурил.

– М-м-м-м, – промычал он, глубоко затянувшись.

– Ты должен сказать, что счастлив как никогда, – с усмешкой сказала Евдокия, нависая над Алексом и щекоча его своим талисманом.

– Я, рыжая, пока тебе ничего не должен, – выпустил он струю дыма ей в нос.

Евдокия, откинувшись на подушку, улыбнулась.

Своей грубостью он не испортит ей счастья.

Потому что Дуська знает секрет, как из суррогата, подделки и некондиции получать удобоваримый продукт. Потому что счастье – это когда нужные люди у тебя на крючке. А у нее на крючке сейчас куча народа! Две дуры-хозяйки и он, Алекс – красавчик, грабитель, неординарная личность.

Все как в кино, и Дуська – главная героиня. Да о таком и мечтать страшно!

– Когда деньги будут? – жестко спросил ее Алекс. – Мне тут торчать уже мочи нет, нужно за город выбираться.

– Квартиру продать дело небыстрое, – улыбнулась Евдокия.

– В таком районе, как этот – раз плюнуть, – возразил Алекс. – Ты бы поторопилась, рыжая. Я вон на какой риск иду – в загс с тобой согласен тащиться, хотя вся милиция меня ищет.

– Ты подожди еще чуток, – попросила Дуська. – Я тебе деньги, а ты мне штамп в паспорте и расписку!

Он вздохнул, затянулся и вдруг спросил:

– Ты, наверное, думаешь, что я от тебя завишу?

– Нет, не думаю, – соврала Евдокия.

– Думаешь, думаешь! Так вот знай, Томас Ревазов никогда ни от кого не зависел. И с тобой я по доброй воле, а не из-за денег или квартиры. Мне конопушки твои понравились, рыжая. Если удумаешь веревки из меня вить, брошу! Думаешь, в Москве мало красивых девушек, готовых помочь такому парню, как я?

Евдокия точно знала, что мало, но промолчала.

Алекс встал, потянулся и прошелся по комнате.

– Слушай, сгоняй до моей машины, сигареты возьми в бардачке!

– Так эти ж еще не кончились! – удивилась Дуська.

– Там другие сигареты, особые!

– Марихуана?! – ахнула Дуська.

– Да не пугайся ты, не наркоман я! Так, употребляю иногда для поднятия настроения. И тебя угощу! Шуруй давай за весельем! – Алекс кинул ей связку ключей от машины.

Евдокия не была ханжой и знала: марихуана – ерундовый наркотик, на него не подсядешь, а дури от травы не больше, чем от шампанского.

И гордой не была – до машины сгонять не трудно.

Дуська, встала, оделась и вышла на улицу.

Промозглый ветер забирался под пуховик, выстуживая разгоряченное тело. К ночи весна отступала, давая место зимнему холоду. Поглубже запахнув воротник, Евдокия пошла вдоль стены, стараясь оставаться в темноте незамеченной.

Машину она отыскала быстро, заросли кустов недалеко от дома были единственные. Дуська вздохнула с облегчением, кажется, ее никто не увидел. Где-то совсем рядом пронзительно, вразнобой заорали коты.

– Брысь! – тихо шуганула их Дуська.

В кустах пахло землей, мокрым деревом, немного бензином и какой-то падалью – словом, весной.

Евдокия достала ключи и открыла багажник. Она распахнула его резко, по-хозяйски, потому что отчего-то считала себя причастной и к этой машине, и ко всему ее содержимому.

В багажнике, скрючившись, лежала девушка. Лет двадцати пяти – тридцати, а впрочем, черт его знает с нынешним уровнем косметики, пластики и миллионами способов ухаживать за собой… Девушка была холеная, в дорогой шубе, в шикарных сапогах на тонкой шпильке, с драгоценностями в ушах и на пальцах. Длинные белые волосы разметались по багажнику, занимая все немыслимо маленькое пространство, оставшееся от того, что занимало тело.

Дуська выскочила из кустов как ошпаренная, но вовремя опомнилась и вернулась к машине. Она была не из тех, кто визжит, увидев труп, а в том, что это труп, не возникло никаких сомнений.

Коты орали в кустах как полоумные. Запах земли и мокрого дерева напоминал о весне. Вот только падалью несло не с улицы, а из багажника – девица отдала богу душу несколько дней назад.

Дуська нагнулась над ней и увидела, что горло у красавицы перерезано, как принято говорить, от уха до уха. Уродливый шрам пересекал нежную шею и наводил на мысли о чисто кавказском убийстве…

Евдокия прикрыла нос варежкой и быстро захлопнула крышку.

«Он же говорил, что сигареты в бардачке, а не в багажнике!» – вспомнила вдруг она запоздало.

Достать из бардачка «косяки» в целлофановой упаковке было минутным делом. Дуська все сделала, закрыла машину и вылезла из кустов, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

Неужели Алекс убийца?!

Тогда какого черта не пытается избавиться от трупа?! Почему не снял с нее украшения? На идиота он не похож…

А девка-то какая красавица!

Не проститутка…

Из содержанок?!

У нее волос и ногтей нарощенных тыщ на сорок пять – пятьдесят. Допрыгалась… Евдокия вдруг поймала себя на злорадстве и удивилась, потому что считала себя человеком добрым и сердобольным. А тут вдруг такая радость ее за горло взяла: она – рыжая, конопатая, неуклюжая, но живая! А красотка в бриллиантах лежит в багажнике, распространяя миазмы.