Книга Жемчужина любви - Эллен Сандерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так и знала, что мне не следовало с тобой разговаривать! Ты снова начинаешь мне лгать. Только не понимаю, с какой целью. Хочешь добиться от меня прощения? Ради бога! Я ни в чем тебя не виню. Ты и в самом деле не виноват в той аварии. Обычный несчастный случай. Уставший, раздраженный водитель и не менее раздраженная, к тому же и забывчивая пассажирка. Я бы назвала нашу аварию даже несчастливой закономерностью, а не случаем. Доволен?
– Нет, Колетт.
– Разве тебе не нужно было отпущение грехов? Ты ведь из-за этого изображал из себя влюбленного? Комедия окончена.
– Колетт, я говорю правду! Я действительно полюбил тебя!
– Видимо, поэтому и поделился со своей бывшей любовницей тем, чего не рискнул рассказать мне. Кстати, Катрин и в самом деле в прошлом? Или ты играл на два фронта? Я бы уже ничему не удивилась, честное слово!
Колетт приподнялась на локтях. Затем подкатила ближе к себе инвалидную коляску. Оливье бросился помогать ей, но Колетт одарила его таким взглядом, что он тут же убрал руки. Колетт не спеша перебралась в коляску.
– С Катрин у нас ничего толком и не было. Парочка свиданий…
– Однако она в курсе, что ты первоклассный любовник! – парировала Колетт, забыв о данном себе обещании не повышать голоса.
– Это ее фантазии, – быстро ответил Оливье. – Мы не были с ней близки.
– Ничего, у вас еще все впереди. Вас благословить?
– Колетт, какая ты злая… Не думал, что услышу от тебя столь страшные слова, – почти шепотом произнес Оливье.
– Я тоже не думала… что… что ты обманывал меня.
– Хорошо, Колетт, ты права.
– Неужели Оливье Лоран признал свою неправоту?! – воскликнула Колетт.
– Ты права, – оставив ее последнюю реплику без внимания, продолжил он. – Я скрыл от тебя правду о той аварии.
– А как насчет того маскарада, что ты устроил потом? Я и впрямь почувствовала себя сказочной принцессой, которая вот-вот проснется от поцелуя влюбленного в нее принца. В моем случае, правда, речь шла о выздоровлении.
– Колетт, я… люблю тебя. Я был рядом с тобой, потому что хотел этого. Хотел засыпать и просыпаться в одной постели с тобой, болтать о пустяках за вечерним чаем и мечтать о детях…
Колетт демонстративно заткнула уши.
– Не желаю ничего слышать. Перестань мне лгать. Умоляю, Оливье, оставь меня в покое! Мне и так больно.
– Так позволь мне искупить свою вину… я заставлю тебя забыть обо всех обидах. Мы будем счастливы. Только вдвоем.
– Ты неисправим, Оливье. – Колетт горько усмехнулась. – Снова собираешься искупать вину… Мученичество и добровольное страдание нынче не в моде. Ты устарел. Повторяю еще раз: я предпочитаю остаться одна. Я вовсе не собираюсь накладывать на себя руки. Что бы ни произошло, я буду жить. Даже без тебя.
– Колетт, постой, куда ты?
– Домой, куда же еще?
– Мы не закончили разговор.
– Я уже закончила. – Она повернулась к нему спиной и выехала из кабинета доктора Крюшо, который поджидал ее за дверью.
Колетт смутилась его пристального, все понимающего взгляда. Они с Оливье так кричали, что наверняка до доктора Крюшо долетало каждое слово. Тем лучше. Не придется объяснять причины, по которым она сменила лечащего врача.
– До завтра, мадмуазель Вернон.
– До завтра, – со вздохом ответила Колетт, направив коляску к выходу.
Она боялась обернуться. Вдруг Оливье следует за ней? Хотя куда больше она опасалась другого… Вдруг она посмотрит назад – и увидит лишь пустой больничный коридор.
Лучше бы этот день никогда не наступал.
Колетт лежала под теплым одеялом – пожалуй, слишком теплым для октября – и смотрела в окно. Дерзкие лучи утреннего солнца, еще не обжигающие и не слепящие, бесстыдно ощупывали ее лицо и тело, скрытое под бесформенным ватным одеялом. Она потянулась, надеясь тем самым придать своему телу легкость и гибкость… быть может, тогда ей удастся легко встать, принять душ, позавтракать и сделать уйму нужных, но таких скучных и будничных дел.
Колетт благодарила небеса за то, что они послали ей доктора Крюшо. Она уже самостоятельно могла передвигаться по комнате. Медленно, несмело, словно ребенок, впервые вставший на ноги.
Бывают же люди, которые любят свой день рождения, невесело подумала Колетт. Эта мысль посещала ее каждый год. Именно в этот самый день – пятнадцатого октября. Интересно, сколько мужчин и женщин, мальчиков и девочек отмечают сегодня свой праздник? Им весело или они так же грустят, как и она?
С каждым годом собственный день рождения угнетал Колетт все больше. Ей ведь всего двадцать шесть… ой, уже двадцать семь лет. Конечно, нынешний год выдался не самым удачным. Однако в целом ей не на что жаловаться. У нее есть крыша над головой, любимая работа, подруги, но… Вот в этом «но», наверное, и была причина мрачного настроения именинницы. Каждый год находилось одно-единственное «но», которое подобно ложке дегтя в бочке меда портило праздник.
Колетт взглянула на часы. Стрелки показывали половину девятого. О встрече в кафе с Мадлен и Натали она договорилась на пять… Колетт задумалась, подсчитывая, сколько у нее осталось времени. Можно не торопиться.
На процедуры ей сегодня не надо, так что у нее уйма свободного времени для того, чтобы превратиться в красавицу. При этом у нее не было ни грамма желания что-либо делать. Зачем? Праздновать то, что она на год постарела? Что еще один год прожит напрасно? Что она по-прежнему одинока и… – что уж скрывать! – несчастна. У нее не было ни любимого мужа, как у Мадлен, ни бесшабашной жизни Натали. А в этом году ей помимо всего прочего придется отмечать свой день рождения, сидя в инвалидной коляске.
День рождения подруги решили отметить в любимом кафе-кондитерской «Шармэль», где варили самый вкусный кофе и подавали самое нежное мороженое в Париже.
Колетт снова взглянула на часы и с разочарованием выяснила, что прошло всего десять минут. Боже, поскорее бы закончился этот день!
– Колетт, дорогая!
Мадлен и Натали дружно кинулись обнимать виновницу торжества.
– Поздравляем. – Натали протянула покрасневшей от смущения и внимания к своей скромной персоне Колетт маленькую коробочку.
Сердце Колетт вздрогнуло от ощущения дежавю. Такую же коробочку ей когда-то протянул Оливье… В последние дни Колетт избегала его. Она уговорила доктора Крюшо назначать приемы в те часы, когда Оливье оперирует или занят с другими пациентами. Таким образом Колетт избавила себя от необходимости поддерживать любезную беседу с бывшим лечащим врачом и любовником. Впрочем, вряд ли беседа получилась бы любезной, если бы они все-таки ненароком столкнулись в больничных коридорах.
Колетт с благодарной улыбкой взяла коробочку из рук подруги, зная заранее, что сейчас ей предстоит изобразить самую величайшую радость, независимо от того, что она обнаружит внутри. Таковы правила: именинник не имеет права обижать гостей и воротить нос от подарков, какими бы бесполезными они ни были.