Книга Миссия в Арктику - Йон Колфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На четвертый этаж Дворецки поднялся без происшествий. Апартаменты Каррере находились на углу здания. Две стены с окнами. Очень недешевая квартирка.
Телохранитель стал прикидывать, как бы проникнуть в квартиру, не производя лишнего шума, когда вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Как правило, открытые двери означают одно из двух: либо внутри не осталось никого в живых, чтобы закрыть дверь, либо… вас ждут.
Ему не понравился ни один из возможных вариантов.
Дворецки осторожно вошел. Вдоль стен квартиры стояли открытые коробки. Из-под пенопластовой упаковки торчали батарейки и пожарные костюмы. Пол был завален пачками банкнот.
– Ты – друг?
Это был Каррере. Он сидел в кресле и держал на коленях какое-то оружие.
Дворецки медленно двинулся к нему. Первое правило боя – нельзя недооценивать противника.
– Гм, я заметил, там дверь открыта и…
Парижанин поднял оружие, рукоятка которого явно была предназначена для маленькой ладошки. А у кого маленькие ручки? У детей и у представителей волшебного народца.
– Я спросил, ты – друг?
Дворецки потихоньку взвел свой пистолет.
– Поверьте, стрелять нет никакой необходимости, я пришёл, чтобы…
– Стойте, – приказал Каррере. – Я вовсе не собираюсь в вас стрелять. Просто хочу сфотографировать. Об этом меня попросил друг.
В ухе Дворецки раздался голос Элфи:
– Подойди к нему поближе. Мне нужно увидеть его глаза.
Дворецки вернул пистолет в кобуру и сделал ещё один шаг.
– Мы желаем вам только добра, – как можно искреннее сказал он.
– Я должна увеличить изображение, – сообщила ему Элфи. – Возможно, будет немного больно.
Крошечная камера в зрачке зажужжала, и зрение Дворецки усилилось в четыре раза, чему он только обрадовался бы, если бы эта процедура не сопровождалась жуткой болью. Дворецки часто заморгал, пытаясь остановить поток слез, которые хлынули из его глаза.
Тем временем сидевшая в кабине шаттла Элфи внимательно изучала зрачки Люка.
– Он находится под действием гипнотических чар, – наконец сделала вывод она. – Причём его зачаровывали не раз и не два. Видишь, его радужка словно бы пошла трещинками? Если человека слишком часто подвергать действию чар, он вообще может ослепнуть.
Артемис пригнулся к экрану вслед за Элфи.
– Но нам тоже придётся наложить на него чары. Безопасно ли это?
Элфи пожала плечами:
– Ему это без разницы, ведь он уже зачарован. Сейчас этот человек выполняет чьи-то приказы. Его мозг совершенно не контролирует действия тела.
Артемис вдруг выхватил у неё микрофон:
– Дворецки! Уходи оттуда! Немедленно!
Однако телохранитель даже не пошевелился. Любое его резкое движение могло оказаться последним.
– Дворецки, – сказала Элфи, – слушай меня внимательно. Он навел на тебя крупнокалиберный низкочастотный бластер. Мы называем его «вышибалой». Он был разработан специально для перестрелок в туннелях. Если Люк нажмет на курок, лазерный луч будет отражаться от стен до тех пор, пока не попадёт в кого-нибудь из вас двоих.
– Понятно… – пробормотал Дворецки.
– Что ты сказал? – подозрительно спросил Каррере.
– Ничего. На самом деле я терпеть не могу, когда меня фотографируют.
Даже в такой ситуации Люк не мог не проявить свою алчность.
– Мне нравятся твои часы. Сразу видно, что дорогие. Это «ролекс»?
– Какие там дорогие! – притворно отмахнулся Дворецки, которого совсем не радовала перспектива лишиться коммутатора. – Дешевка. Полное барахло.
– Отдай мне свои часы.
Дворецки расстегнул чёрный ремешок на запястье.
– А если я отдам вам часы, вы расскажете мне о батарейках?
– Это ты! А теперь улыбочку, пожалуйста! – завопил Каррере, с трудом засовывая палец в маленькое отверстие спусковой скобы и нажимая изо всех сил на курок.
Время для Дворецки, казалось, остановилось. Весь мир вокруг замер. Мозг солдата быстро впитал в себя все данные и попытался найти наиболее приемлемое решение. Палец Каррере было уже не остановить. Через мгновение лазерный заряд помчится в сторону Дворецки, а потом начнёт отскакивать от стен, пока кто-нибудь из двоих присутствующих в комнате людей не погибнет. А если Каррере нажмет на курок два раза, то умрут они оба. В такой ситуации пистолет был бесполезен. Разумеется, можно было прибегнуть к защитному экрану, но двоих взрослых мужчин сфера не укроет.
Буквально в самый последний момент Дворецки нашёл выход из положения. Если сфера способна отразить лазерный заряд, быть может, она сумеет и удержать его в себе? Дворецки коснулся маленькой кнопки и швырнул приборчик в сторону Каррере.
Сферический экран раскрылся буквально за наносекунду до выстрела, поглотив вырвавшийся из бластера луч. Глазам Дворецки явилось поразительное зрелище: внутри огромного, висящего в воздухе двухметрового пузыря бушевал настоящий фейерверк. Яркие лучи плясали и плясали внутри сферы, отражаясь от её изогнутых стенок.
Каррере тоже во все глаза таращился на происходящее, и Дворецки воспользовался моментом, чтобы разоружить бывшего сыщика.
– Запускай двигатели, – произнес телохранитель в закрепленный на горле микрофон. – Через несколько минут сюда ворвется «Сюрте». Эта кентаврская защита останавливает свет, но не звук.
– Все поняла. Что с мсье Каррере?
Дворецки бросил почти бесчувственного парижанина на ковер.
– Мы с ним как раз собираемся побеседовать по душам.
Каррере словно впервые понял, где находится.
– Кто вы? – пробормотал он. – Что происходит?
Дворецки разорвал рубашку на груди сыщика и положил ладонь ему на грудь в районе сердца. Пора было применить знания, полученные некогда от японской наставницы мадам Ко.
– Не волнуйтесь, мсье Каррере. Я – врач. Произошел несчастный случай, однако сейчас вы в полной безопасности.
– Несчастный случай? Ничего не помню.
– Это из-за перенесенного потрясения. Вы целы и невредимы, но я обязан проверить ваши жизненно важные функции.
Дворецки надавил большим пальцем на шею Люка, нащупывая артерию.
– Я задам вам несколько вопросов, чтобы понять, нет ли у вас сотрясения мозга.
Люк не возражал. Впрочем, кто бы посмел возражать двухметровому евразийцу с мускулатурой, как у статуи Микеланджело?
– Вас зовут Люк Каррере?
– Да.
Дворецки сосредоточился. Первым делом сердце. Все нормально. Теперь – сонная артерия. Пульс хорошо прощупывается и, несмотря на происшедшее, остается абсолютно ровным.