Книга Один из лучших дней (сборник) - Яна Жемойтелите

– Почему еще один? Разве кто-то еще садист?

«Папаша твой», – так и хочется ляпнуть, но я предпочитаю промолчать.

– Если обращать внимание на каждого сумасшедшего… – Павел кидает мне апельсин. – Хотя лучше быть социопатом, чем зависеть от мнения ничтожеств.

О! Вот и поперло из моего друга юношеское высокомерие. Да он вовсе не такой взрослый, каким кажется поначалу.

– Социопатов вокруг меня становится все больше, – грубовато срезаю я и, не найдя поблизости ножа, мячиком выкатываю апельсин на стол. – Или так кажется от того, что мир сам абсолютно абсурден.

– Почему? Мир разумен.

– Значит, ты еще слишком мало успел пожить. Или, извини, но я все-таки тебя спрошу. Ты не в обиде на своего отца?

– На отца? А за что? – В голосе его сквозит искреннее удивление.

– Ну-у. Твоя нога все-таки.

– А, ты об этом. Отец все правильно сделал, иначе бы меня вообще не было. Взял корягу, отбросил провод.

– Отбросил провод?

– Да. Провод висел на дереве и заборе, а часть его лежала на земле. В то лето мама была в Лондоне на стажировке, поэтому меня отправили к бабушке. Это случилось в первый же вечер, отец еще не успел уехать.

Я пока понимаю только, что ляпнула явно что-то не то. Нет, я просто вообще ничего не понимаю.

– Если обижаться, так на обычное сельское головотяпство, – продолжает Павел. – Ну, оборвал шквал провод, и пусть себе на заборе висит до завтра, потому что у электрика кончился рабочий день.

– Извини, какой провод? – все-таки говорю я.

– Я наступил босой ногой на оборванный электропровод. Мог бы вообще концы отдать, да отец вовремя меня оттащил и сделал искусственное дыхание.

– Ты это точно помнишь? – Наверное, это очень глупый вопрос.

– Пришел в себя – отец меня к груди прижимает: «Сынок, сынок». А я ему еще сказал: «Папа, не плачь, это звездочка на меня упала».

Он произносит это совершенно спокойно. Наверное, рано или поздно все спрашивают, как он потерял ногу.

– Отец потом в больницу принес «Повесть о настоящем человеке». Может, сейчас это наивно звучит, но мне тогда реально помогло.

Я залпом осушаю свой бокал. Это что же, Маринка намеренно врет? Или создает собственную версию событий и сама в нее верит? Или живет в параллельном мире, в котором Павел действительно потерял ногу из-за гангрены?.. А может ли развиться гангрена, если просто натереть ногу?

Не так давно со мной странная история случилась. «ВКонтакте» попросился ко мне в друзья Парамонов, с которым я была едва знакома в юности, пару раз танцевали на школьной дискотеке. Так вот он написал мне, что он – тот самый мальчик, который навещал меня в больнице, когда я лежала там с воспалением легких. Но этого никак не могло быть. В больнице меня навещал мой одноклассник Ваня Герасимов, я прекрасно помню, как однажды подошла к окну в ночной сорочке, а он отвернулся, потому что счел это неприличным. Такой был чувствительный. Я еще позвонила Ване Герасимову и спросила, помнит ли он, как навещал меня в больнице. А как же! Конечно, помнит. Как будто это случилось вчера. Но откуда же тогда Парамонов узнал, что я лежала в больнице? Ведь он учился в другой школе, да и познакомились мы с ним гораздо позже. Где и как, в какой точке пространства-времени сомкнулись наши параллельные миры?..

– И давай больше не будем об этом, – заключает Павел. – По-моему, ты спрашивала про настоящее. Так вот сейчас, в этом самом настоящем, мы с тобой пьем вино в фотостудии. И ничего другого больше не существует.

– Нет, это ты первый сказал про настоящее, – упрямо ответствую я, пытаясь укорениться в текущем моменте. – Что ты ищешь во мне настоящее, то есть несгораемые убеждения.

– Это я так сказал?

– Да. Еще в машине.

– Значит, я дурак, – смеется Павел. – Я полный идиот.

– А я уже думала, что все, что во мне остается ценного, – это мои убеждения. Послушай, Павел Юрьевич, но что еще такого особенного ты нашел во мне? Я уже спрашивала тебя и все-таки спрошу еще раз.

– А если ты просто роскошная женщина? Может быть, это немного пошло звучит, но ты действительно роскошная женщина. Ты даже не представляешь, какая ты.

Я сижу, вжавшись в диван, и даже зажмуриваюсь, потому что сейчас он должен меня поцеловать. Однако ничего такого не происходит, и я распахиваю глаза.

Павел протягивает мне руку, и я хватаюсь за нее с каким-то отчаянием. Потому что между нами так до сих пор ничего и не случилось, и это, похоже, не только моя вина.

– Пойдем, – говорит он и, нажав на какую-то кнопку, включает софит прямо по центру черного куба.

Свет вырезает из черноты высокий стул, на который он усаживает меня, и я тут же ощущаю громадное одиночество посреди космоса. Потому что окружающее пространство сразу перестает существовать, перекрытое ярким, ослепительным светом. И еще у меня возникает смутное подозрение, что Павел именно потому не поцеловал меня, чтобы не размазать мою красную помаду. Эффект зацелованных губ в его творческие планы, по-видимому, не входит. Ну-ну. Я ерзаю, пытаясь обжиться на своем стуле.

– Ты можешь коленку одну приподнять? – раздается его голос из темноты.

– Не очень-то это удобно на высоком стуле.

– А ты пяткой обопрись на перекладину.

Так я верчусь, пытаясь сгруппироваться, и в этих моих упражнениях на высоком стуле все-таки что-то весьма эротическое, и мне тем более неудобно под пронзительным светом софита.

– Вот так хорошо, – наконец говорит он. – Ты можешь еще подбородок немного приподнять?

Я приподнимаю.

– Теперь немного поверни голову вправо. Нет, это слишком, надо только чуть-чуть. И на меня посмотри.

Поза откровенно искусственная, и я в ней долго не удержусь.

– Хорошо, что ты немного выпила, – продолжает Павел. – Сразу расслабилась. Я даже боялся, что не удастся тебя раскрепостить. Хотя еще остается зажим в плечах. Попробуй освободить плечи.

Я пробую. Очевидно, получается не слишком удачно. Он подходит ко мне, взяв со стола апельсин:

Вот, возьми. Пусть будет еще одно яркое пятно, – и, взяв за плечи, пытается развернуть их. – А если еще ворот немного приспустить на правом плече. – Он оттягивает вырез ворота на моем плече, и ворот ползет вниз, открывая ключицу. – У тебя красивые плечи.

– Нет, это плохая идея. – Я сползаю со стула, и меня слегка покачивает от вина. – Вообще плохая идея – эта съемка. Я к ней совсем не готова.

– Не говори глупости. Все отлично.

– Нет. Все не так. Вообще все! – Я чуть не бью его по рукам. И дело тут, ей-богу, не в нем, но я не могу, не могу этого объяснить!

– Да что такое с тобой? Что случилось?