Книга Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Производство надо знать! Чтобы быть директором химкомбината — надо прежде всего быть химиком! Не то развели директоров ни про что! Внучка моя собралась поступать на факультет менеджмента, мать его! Спрашиваю: «А что собираешься менеджерить?! Ремесло у тебя какое будет?!» Молчит. — Бульдог нахмурился. Затем треснул ладонью по столу. — Отставить нюниться! — Не то Татьяне, не то себе приказал. И тут же рассмеялся.

Иван Степанович был смешлив, но обладал способностью так же скоропалительно серьёзнеть и хмуриться. Чтобы снова рассмеяться. Но сейчас он снова стал серьёзен.

— Я к тебе как раз по такому вот руководящему вопросу. Точнее — за его решением. Значит, слушай сюда, Татьяна Георгиевна, уже год как работает у нас молодая красивая патологоанатом…

Год назад пришла в патологоанатомическое отделение больницы действительно молодая и действительно красивая, действительно врач-патанатом. Во всяком случае, у неё был диплом об окончании медицинского вуза по специальности «лечебное дело»; и сертификат профильного специалиста, свидетельствующий о том, что постдипломное обучение она прошла — тоже имелся. Пока в отделении патанатомии заведовала гнусная хромая старуха — всё было прекрасно. Она не допускала к хоть сколько-нибудь ответственной работе молодняк вообще, а новую девицу — в частности. Мало того — именно эту молодую красивую девицу гнусная хромая старуха невзлюбила. Вовсе не за молодость и красоту — на что неофиты привычно списывают нелюбовь к ним старой гвардии. А за полную профнепригодность. Разве может быть профпригоден неофит?! Конечно же! Наличием теоретических знаний и постоянной готовностью учиться и работать, работать и учиться. Молодая красивая дева с дипломом и сертификатом ничего этого не хотела. По какой-то неведомой причине она не имела ни малейшего понятия о профессии патанатома, несмотря на все предъявленные в отделе кадров документы на право патанатомом трудиться. Молодая и красивая считала, что патанатом получает сразу очень много денег. Прям тыщи и тыщи. Причём — в евро. Хотя для начала сойдёт и в долларах. Откуда же, к примеру, их получает патанатом? Оттуда. От врачей. Врачи, как общеизвестно, каждый день убивают пациентов. Кто помоложе — пачками, постарше — вагонами. Врачи на работе круглые сутки заняты тем, что совершают врачебные ошибки. Такая у всех врачей работа: ошибаться. И только у патанатома работа другая: покрывать эти ошибки. Ему сразу же очевидные. Секционным ножом — хрясь! — и там сразу надпись свернувшейся кровью по мёртвой плоти: врачебная ошибка доктора Такого-то — такая-то. Ну и доктор Такой-То немедленно несёт молодой и красивой патанатому туго перевязанные купюры, по толщине — соответствующие тяжести ошибки. Вуаля!

В реальности оказалось всё несколько иначе. Мягко сказать. Оказалось, что патанатомия — это тяжёлый труд. Физически. Ментально. Духовно. Этика и мораль там какие-то… На этом всём и настаивала гнусная хромая старуха. Книги читай. Технику оттачивай. В микроскоп смотри. Все документы заполняй мало того, что правильно, — так ещё и вовремя! Ещё и с врачами — всеми остальными, ошибающимися, — общайся! Клиника течения… Все варианты знай. Да ещё и — всего! Не то что там ЛОР какой-то или, скажем, кардиохирург. А — всё! Всё, что они. И ещё немножко сверху для надёжности. И не только с врачами — с пациентами! Однажды молодая и красивая патанатом перепутала гистологии. Те, которые из операционных присылают в отделение патанатомии на какое-то там сито. Так и пишут: Cito! Ещё и добавляют: интраоперационно. Это вообще не пойми зачем?! Где та операционная, а где отделение патанатомии! Гнусная хромая старуха приказала молодой и красивой что-то там красить, как будто она вам маляр! Мотивировав это тем, что лаборанты заняты. Ничего такого красить молодая и красивая не подписывалась. И попросту не умела. Гнусная хромая старуха что-то там покрасила сама. Сама и в микроскоп на какие-то стёкла потом посмотрела. И издевательски так продиктовала это молодой и красивой, сопроводив оскорбительной ремаркой: «Писать-то вы, деточка, хоть умеете?!» Понятно, что молодая и красивая умела писать! Она же врач! Просто записала не в ту бумажку. Хорошо хоть санитарка не ту бумажку отнесла в ту операционную — санитарка отделения патанатомии очень хорошо знала расположение всех больничных операционных. А из операционной позвонили и громко кричали в трубку. О каких-то жизни и смерти. Расширяться — или нет? Как будто она знает, что им надо. Надо — пусть расширяются. Нет — пусть сужаются. Вот тогда гнусная хромая старуха и треснула молодую и красивую своей клюкой. И заставила общаться с родителями пациентки. Шли гастрохирурги на обструктивную желтуху, а оказалась — опухоль поджелудочной железы. Им надо было срочно с чем-то там определяться — молодая и красивая не поняла. А бумажку, что туда послала, нечаянно перепутала с бумажкой ниже. Там про аппендицит чей-то что-то было. Рутинное. Что и лаборанты делают сами. Зачем ей с родителями пациентки общаться?! Когда она становилась патанатомом — она ни с кем общаться не собиралась, ни в какие микроскопы смотреть или, там, красить что-то. Только трупы вскрывать и деньги с врачей за ошибки брать. Трупы вскрывать — тоже та ещё задача. И не написано в трупах ничего. Тоже знать надо. Учить. Читать… Гнусная хромая старуха очень молодую и красивую унижала. Подарила ей методичку «Окончательный диагноз» какого-то Артура Хейли. Молодая и красивая даже в интернатуре ничего не читала. Чего уж после — когда она готовый врач с дипломом и сертификатом. К тому же оказалось, что никакая это не методичка, а художественная литература. И никакой не патанатом этот Артур Хейли. Это-то ей зачем?!

Её бы и выжила гнусная старуха. Но умер старый главный врач. И саму старуху выжили. Потому что молодая и красивая была вам не фу-фу. А чья-то не то родственница, не то любовница. И пока до Мальцевой вся та чехарда была — выжили не только старуху, но и более-менее толковых ординаторов. А заведующей отделением патологической анатомии сделали… Бинго! Молодую и красивую с дипломом и сертификатом. И уже даже с первой врачебной категорией, непонятно как и откуда у неё оказавшейся. Так что в отделении патологической анатомии сейчас была кучка неумёх, возглавляемая патологическим неучем.

— В общем, Тань, сама понимаешь — беда. Без патанатомии — никак. Никто и никуда. Ни в одно место, ни в Красную Армию. Заведующую эту распрекрасную надо выгонять под зад коленом. И возвращать всю старую гвардию. Сейчас на одних лаборантах идём. Куда это годится?! Патанатомия, конечно, вроде как в ведомстве начмеда по хирургии. Коим я и являюсь. Ещё же являюсь, да? У тебя как с кадровыми перестановками? Своих людей будешь ставить? — Бульдог бросил на Мальцеву слегка обиженный взгляд из-под лохматой седой брови.

Мальцева кивнула.

— Ты — мой человек, Иван Степанович. Василий Пименович умел подбирать кадры. Я как раз на тебя очень надеюсь. Мне всё это очень в новинку. Я тут небо от земли пока не отличаю.

Теперь кивнул Бульдог. Волнующий его вопрос он разъяснил. Как ему казалось — мимоходом. И он продолжил:

— Как начмед по хирургии я ей выговоров налепил… А ей всё до сраки кари очи. Как только я объявляю ей выговор, мне звонят сверху — и приказывают его отменить. Справедливо мотивируя это тем, что я всего лишь начмед, а отстранение заведующего от должности осуществляется приказом главного врача. Я по всей форме тут дефектуру расписал за истекший период. В леденящих душу подробностях. — Бульдог протянул Татьяне Георгиевне пухлую папку, которую держал в руках. — И рапорточки от всех, кто с нашей деятельницей столкнулся, — то есть от всех думающих и оперирующих, — собрал.