Книга 33. В плену темноты - Гектор Тобар

Детские годы Дарио прошли в засушливом районе Атакамы. И если сам он был довольно замкнутым ребенком, то его сестра Мария, напротив, за словом в карман не лезла, защищая себя и своих младших братьев и сестер от различных превратностей жизни: родители были слишком заняты и считали, что дети должны учиться сами постоять за себя. Сейчас все его братья и сестры уже давно в той поре, которую принято называть «средним возрастом», и многие или приблизились, или пересекли пятидесятилетний рубеж. Однако Мария, эта миниатюрная, но очень живая женщина с лицом, потемневшим от многолетней работы на открытом воздухе, всегда была тем стержнем, вокруг которого в минуту кризиса сплачивалась вся семья. Так было и сегодня, несмотря на то, что Мария Сеговия находилась сейчас на другом конце пустыни, примерно в пятистах километрах от Копьяпо, в портовом городе Антофагаста. Она приехала сюда с той же целью, которая двигала Дарио в его работе на шахте: она пыталась выиграть свое маленькое сражение, победа в котором придала бы смысл ее существованию на этой земле. Всю свою сознательную жизнь Мария прожила именно так. Девятилетней девочкой она заботилась о своем брате, который был младше ее на три года. Семья тогда жила в маленьком городке Сан-Феликс на окраине пустыни Атакама, в доме, сложенном из речных камней, проволоки и кусков древесины, на дне глубокого оврага. У этого оврага было название – Ла-Кебрада-де-лос-Корралес, из-за того, что поблизости располагались загоны для домашней скотины[8]. И вот однажды обычно ясное и безоблачное небо заволокло тучами и по нейлоновому навесу, который служил крышей, забарабанил дождь. Мутные ручейки воды змейками заструились по полу, заливая постели и прочую домашнюю утварь. Поток все усиливался, и вскоре каменные стены жилища не выдержали и все их скромные пожитки унесло течением. Время шло… В четырнадцать Мария забеременела, и теперь, в свои пятьдесят два года, уже успела стать прабабушкой. Жизнь ее сложилась благополучно и, можно сказать, даже счастливо, но детские воспоминания о нищете и о том, с какой легкостью их дом смыло обычным ливнем, оставили свой отпечаток: она готова была перегрызть глотку любому, кто осмелится посягнуть на ее интересы.

Много лет подряд Мария докучает чиновникам в городском совете Антофагасты, пробивая себе всевозможные разрешения на продажу мороженого и сладких пирогов на улицах и на пляже, которые развозит в старых детских колясках и металлических тачках. Дело в том, что если у тебя нет соответствующих бумаг, карабинеры могут в любой момент упрятать тебя за решетку, а у Марии уже был опыт тюремного заключения за нелегальную продажу домашних пирогов. Она как раз стояла в очереди, чтобы продлить разрешение, как вдруг зазвучала знакомая мелодия на ее мобильном телефоне: это был звонок от жены ее брата Патрисио.

– Привет, Мария. Тебе Патрисио не звонил?

– Нет, а что?

– Ты не знаешь, что случилось с Артуро? – спросила невестка, называя Дарио по имени, которым его привыкли называть в кругу семьи.

– Нет. А что стряслось?

– Позвони своему брату, он тебе сам все расскажет.

Через несколько минут она дозвонилась Патрисио, который поведал ей страшные новости: на шахте, где работает Дарио Артуро, случился обвал и, по всей видимости, брат оказался в западне.

Поговорив с Патрисио, Мария решила, что информации слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. К счастью, в приемной стояли компьютеры для общественного пользования, которые были подключены к Интернету. Пролистав новости, женщина увидела заметку о случившейся аварии, а под ней – список шахтеров, оказавшихся в западне. Больше всего ее встревожила фотография Дарио на экране рядом с его именем. Да, ее брат работал на шахте чуть ли не с самого детства и за все это время не раз попадал в разные передряги. Но теперь, глядя на его фотографию, Мария интуитивно почувствовала, что на этот раз ситуация и впрямь серьезная, раз Дарио до сих пор не вернулся.

Через несколько минут женщина вышла из здания городского совета и направилась на автовокзал, чтобы ехать на юг. За несколько часов автобус преодолел Атакаму, и к четырем часам пополудни она уже была в Копьяпо. Первым делом Мария отправилась в центральную больницу, где собралась целая толпа родственников пропавших шахтеров в ожидании хоть каких-то новостей. Новостей, разумеется, не было, и тогда Мария решила самостоятельно поехать на шахту, чтобы, по крайней мере, быть как можно ближе к тому месту, где находился ее брат.

– Там никого не пропускают, – сказал ей один из работников больницы. – Все перекрыто. Вам придется ждать здесь.

Эти слова повторялись вновь и вновь: «Вам придется подождать здесь. Наберитесь терпения», но чем чаще они звучали, тем больше росла уверенность в том, что Марии обязательно нужно на шахту. С этими мыслями она позвонила своему сыну Эстебану, который жил в Копьяпо.

Эстебан тут же согласился отвезти ее, но сперва они заехали к нему домой, чтобы прихватить теплую одежду и одеяла, вечером в пустыне температура резко понижается. Кроме того, Мария запаслась термосом с кофе и бутербродами, – она уже тогда понимала, что ей предстоит долгое ожидание, для которого потребуется недюжинное терпение. Это был один из тех уроков, которые Мария вынесла из своей богатой событиями жизни: свое человеческое достоинство нужно защищать с терпением и уверенностью в собственной правоте, особенно когда пытаешься достучаться до тех, кто считает тебя неполноценным из-за поношенной одежды, мозолей на ладонях и обожжённой на солнце кожи.

Одевшись потеплее, Мария села в машину сына, и к полуночи они были на шахте «Сан-Хосе». К тому времени с момента обвала прошло уже почти тридцать шесть часов. Здесь женщина увидела родственников попавших в беду шахтеров. Они сгрудились небольшими группами у костров, кто-то бродил по пыльной сухой земле или сидел на грудах камней, каждый из которых был размером с буханку хлеба. Со скорбью на лицах они молча смотрели на огонь или стояли, засунув руки в карманы, под одинокими фонарями, чей слабый свет уже через несколько метров поглощался густой чернотой пустыни. Вид шахты однозначно говорил о масштабах трагедии, и это гнетущее ощущение передавалось всем, словно какая-то инфекция. «Un panorama horrible, – скажет потом Мария Сеговия. – Жуткое зрелище. Я до сих пор ощущаю это в своем теле, эту тоску и боль, которая камнем ложится на сердце и от которой никуда не деться. Было настолько невыносимо понимать, что брат находится так близко от меня и в то же время – так далеко».

Возле шахты стояло несколько пожарных и полицейских машин, но не было ни малейшего признака, что ведутся хоть какие-то спасательные работы. Мария обратилась к старшему по званию среди карабинеров – им оказался Родриго Берхер. Он отвечал предельно вежливо и учтиво, но и у него было мало информации. Все ждали, пока сформируют новую спасательную команду, которая предпримет очередной спуск в шахту. Все спасатели уже прибыли или ожидались из окрестных шахт, потому как у горнодобывающей компании «Сан-Эстебан» нет своей спасательной команды. Перед входом в туннель толклась пара десятков людей в касках. Родственникам оставалось только ждать. Ждать… и только ждать… считая минуты, находясь в состоянии почти траура, потому что всех так или иначе посещала мысль, что их близких уже нет в живых, – мысль, которую они научились игнорировать все эти годы и которая сейчас обрела вполне осязаемые формы зияющей черной дыры Пандуса, куда не решаются зайти даже бывалые спасатели.