Книга Обратная сила. Том 2. 1965 - 1982 - Александра Маринина

– Да, в Прилуках. А какое это имеет…

– И долго вы там жили?

– До армии. После армии уехал в Киев поступать в институт, здесь и остался. А почему…

– Значит, во время оккупации вы жили под немцами?

Завгородний пожал плечами.

– Ну да. Я не понимаю…

– Я объясню.

Вера помолчала.

– Видите ли, во время войны мне тоже пришлось жить на оккупированной территории. Я была маленькой, но все равно кое-что замечала и понимала. Местное население не хотело прихода Красной армии, оно не хотело нашей победы. По крайней мере, так было в том городе, где я оказалась в те годы. А у вас в Прилуках было так же? Или иначе?

Ей не нужен был ответ на вопрос, Вера его и без того знала. Ей нужна была реакция Завгороднего.

И снова на его лице отразилась уже знакомая смесь злобы и ненависти, которая, впрочем, через мгновение исчезла, сменившись выражением даже некоторой укоризны.

– Как можно? Что вы такое говорите, гражданка следователь? У нас в Прилуках все ждали прихода наших войск, мы же все были за советскую власть… А вы в каком городе оккупацию пережили?

– В Белоруссии, почти у самой границы с Литвой, – солгала Вера не моргнув глазом. – Там всех евреев согнали в гетто и потом расстреляли. В Прилуках не было такого?

– Почем мне знать, я малой был совсем, мне такие подробности не говорили, – быстро ответил арестованный.

Все, что угодно, можно было бы увидеть на его лице, только не стыд и раскаяние. Значит, ни на грамм Вячеслав Завгородний не изменился за все эти годы. Как был антисемитом – так и остался. Только научился соображать, при какой власти это можно показывать, а при какой лучше держать при себе.

На нее снова накатили штормовой волной воспоминания, и Вера Леонидовна Потапова поняла, что если пробудет с этим человеком в одном помещении еще хотя бы три минуты, то в самом лучшем случае ей будет грозить увольнение из органов прокуратуры, а в самом худшем – тюремный срок.

Она нажала кнопку вызова конвоя.

– До завтра, гражданин Завгородний, – сказала она, стараясь не смотреть на него. – Подумайте как следует, чтобы завтра у нас с вами не возникло никаких неприятных неожиданностей. Свидания с женой вам не разрешают, поэтому скажу: для вашей защиты на суде, если до него дойдет дело, Мария Станиславовна намерена пригласить адвоката Терновского. Слышали о таком?

– Да бросьте, – вяло мотнул головой Завгородний, – какой Терновский? Про него весь Киев знает. Он такие деньги дерет… У нас таких сроду не было.

– Думаю, что до суда дело не дойдет, если до завтрашнего дня вы примете правильное решение. Так что про адвоката я вам сообщила просто для информации. Чтобы для вас не было неожиданностью, если кто-то вам об этом скажет. И еще одно: если дело все-таки дойдет до суда, Терновский не допустит признания вас виновным, он очень сильный адвокат. И гонорар возьмет. Так что вы выйдете из зала суда свободным и абсолютно нищим, по уши в долгах на всю оставшуюся жизнь. Это к тому, что вы намерены сделать свою семью счастливой. До завтра, гражданин Завгородний.

* * *

– Ты понимаешь, что это провал? – кричал начальник Следственного управления Евгений Викторович Шаров. – Я отправил тебя руководить следственной группой, я на тебя понадеялся, а ты что мне привезла? Почему обвиняемый изменил показания? Что я скажу Генеральному теперь? А он сам что должен говорить там?

Последовало быстрое движение веками, обозначающее взгляд вверх, на потолок.

– Ну, увольте меня, – вяло ответила Вера.

Ей было все равно. И очень хотелось спать. Разумеется, как только Завгородний отказался от данных ранее показаний, следователя Потапову немедленно отозвали в Москву, прислав на ее место другого руководителя. Именно этого она и добивалась. Если Завгородний будет твердо стоять на своем и даст показания на тех, кто уговорил его подставиться, дело против начальника цеха развалится. Будут искать другого стрелочника. И заниматься этим будут другие следователи. Если же Завгородний даст слабину и вернется к прежней позиции, то пусть это будет его собственное решение, а осуждение невиновного – грехом чьим угодно, только не ее, Веры Потаповой. Не станет она терять уважение к себе ради того, чтобы наказать эту мразь и успокоить свою ненависть.

Перед отъездом из Киева Вера встретилась с Марией Завгородней.

– Меня сняли с этого дела, – сказала Потапова, – потому что я убедила вашего мужа дать правдивые показания. В Киеве есть адвокат по фамилии Терновский, его тесть – председатель КГБ Украины, а отец – заведующий административным отделом ЦК партии Украины. Этот адвокат очень бережет свою безупречную репутацию и нажимает на все доступные ему рычаги, чтобы не проиграть ни одного дела. А рычаги у него, как вы можете догадаться, весьма и весьма мощные. Я всем сказала, что вы собираетесь пригласить его для защиты мужа, если дело будет передано в суд. Это подействовало. Войны с комитетом и адмотделом ЦК никто не хочет. Конечно, рано или поздно они договорятся, но теперь у вашего мужа хотя бы появился шанс остаться на свободе. Больше я ничего не могу для вас сделать.

Завгородняя заплакала.

– Спасибо вам, – прошептала она сквозь слезы.

…И вот теперь Вера Леонидовна сидела в кабинете руководства и выслушивала все упреки и претензии, полагающиеся ей за невыполнение «указания». Она прекрасно понимала, что просто так с рук ей это не сойдет, и была готова к любому решению руководства – и к строгому выговору с занесением в личное дело, и к понижению в должности. Уволить-то ее, конечно, не уволят, такие мастера по ведению хозяйственных дел на дороге не валяются, но переведут куда-нибудь в районную прокуратуру простым следователем, и хорошо еще, если в Москве оставят, а не пошлют на периферию.

– И что ты молчишь? – гневно вопрошал Шаров. – Вот скажи мне, Потапова, что ты молчишь? Давай, раз ты такая умная, скажи мне, что я должен отвечать, когда меня спросят, как я отреагировал на твою самодеятельность?

Вера подняла голову.

– Скажите, что я больше не работаю в системе прокуратуры. Им хватит.

– Смелая какая! И где ж ты работаешь?

– Я найду себе работу, вы за меня не волнуйтесь. Юристы не только в прокуратуре нужны, есть и Минюст, и МВД, и народное хозяйство, в конце концов. Или преподавание, юридических вузов тоже много.

– Для преподавания ученая степень нужна, – проворчал Шаров, – а без степени быть простым преподавателем в твоем возрасте уже стыдно, не девочка, чай. Поверить не могу, что ты, Вера Леонидовна, так бездарно провалила дело! Как ты вообще допустила, что арестованный начал менять показания?

– А это надо со следственным изолятором разбираться, пусть выясняют, кто с фигурантом в одной камере сидит, кто какую информацию с воли мог ему притащить. Пусть опера работают, а не штаны просиживают. Не мне вам объяснять, что следователь только проводит допрос, но к допросу фигуранта нужно готовить, и это – прямая задача тюремных оперов. Вот они и прохлопали все, что могли, а те, кто пошустрее, вовремя подсуетились и подготовили человека. Что я могла сделать в этих условиях?