Книга Путешествие на "Париже" - Дана Гинтер

Когда стареешь, доедая суп, подумала Вера, кажется, будто ты уже все на свете видела, слышала и совершала и ничего нового уже не случится. Царю Соломону, наверное, было примерно столько же лет, сколько сейчас мне, когда он заявил, что нет ничего нового под солнцем. Да, примерно столько же – лет пятьсот. Корнелия, Райс, Баффало. Несколько лет назад эти слова уложились бы у нее в памяти, а потом при случае она бы их вспомнила. Теперь же они сгинут в пустоту, тут же забудутся. Ее памяти они теперь ни к чему.

Вера бросила взгляд на Биби – собака пошевелилась во сне – и погрузилась в дремоту.

* * *

Констанция проснулась и изумленно огляделась. Время шло к полудню, а она все еще была в постели. Этот снотворный порошок, похоже, мощное средство, потягиваясь, подумала она. Кто-то настойчиво стучал в дверь. Неужели уже не в первый раз? Может, от первого стука она и проснулась? Констанция вскочила с кровати.

– Да-да, я иду!

Она надела халат и, посмотревшись в зеркало, открыла дверь: перед ней стоял посыльный. Он выглядывал из-за корзины с фруктами, и с виду ему было лет двенадцать, не больше.

– Мисс Констанция Стоун? – спросил он. – Это вам.

Со вздохом облегчения мальчик протянул ей корзину и мгновенно исчез.

Среди яблок, бананов и апельсинов Констанция обнаружила записку. «Ешьте на здоровье! Серж Шаброн». Констанция расплылась в улыбке. Неужели он так внимателен ко всем своим пациентам? Корабельный доктор весьма обаятелен; ей понравились и его доброжелательная профессиональная манера, и его шутливый тон, когда он провожал Констанцию до каюты.

Он держался совершенно по-европейски, но при этом вежливо и даже мягко – он так отличался от диковатых приятелей Фэйт с их грязными руками и грубыми манерами. И ни капли не похож на ее Джорджа! Вспомнив мужа, Констанция нахмурилась – он всегда только говорит и никогда никого не слушает. Она вынула из корзины яблоко и откусила. Надо будет поблагодарить доктора. Возможно, стоит ему довериться – этот иностранный доктор так далек от их краев – и рассказать о нервных болезнях, передающихся ее родным по женской линии. Кто знает, возможно, он даст ей толковый совет.

Поедая яблоко, Констанция повернулась к комоду и бросила взгляд на портрет дочерей, что стоял возле коробочек с порошками.

– Доброе утро, малышки, – пробормотала она. – Здравствуй, Элизабет, здравствуй, Мэри, здравствуй, Сьюзен, – поприветствовала она каждую.

Констанция нарочно выбрала для своих дочерей простые красивые имена. В этих именах не было заложено никакого скрытого смысла, никакого особого предначертания. Она представила, как в этот чудный июньский день они играют в саду, как вытирают о передники перепачканные цветочной пыльцой руки, с увлечением заглядывают под каждый камень, выискивают повсюду божьих коровок и с решительным видом двигаются вперед. Она еще раз улыбнулась своим девочкам, а потом потянулась за фотографией Джорджа, но передумала и так и оставила ее лежать на комоде – лицом вниз. Каждый раз, когда Констанция думала о возвращении в Вустер, в сердце закрадывалась пустота и на душе становилось не только пусто, но и тошнотворно. Она даже не сообщила родным телеграммой, что возвращается, – не могла подобрать нужных слов.

Констанция доела яблоко, и ей вдруг немедленно захотелось выйти на палубу, посмотреть на гуляющих пассажиров и насладиться чудесным летним днем. Однако она не ринулась туда сломя голову, а тщательно выбрала одежду и накрасила губы. Уложила в небольшую сумку книгу, банан, шифоновый шарф – на случай ветреной погоды, а чтобы избежать солнечных ожогов, водрузила на голову шляпу с широкими полями. У двери она приостановилась, вернулась к дорожному сундуку, порылась в украшениях и выудила подаренный сестрой перстень.

Этот перстень был собственным творением Фэйт: большой прямоугольник, составленный из цветных, покрытых эмалью квадратиков, – длиною в один дюйм окошко из витражного стекла. Этот перстень был задуман как символ примирения. Фэйт подарила его Констанции в последний день ее пребывания в Париже после того, как объявила о том, что в Массачусетс она не вернется. В ту минуту Констанция решила, что никогда его не наденет – такой большой и экстравагантный и совсем не в ее вкусе. Но сегодня ей вдруг захотелось стать другой женщиной. Констанция примерила перстень на один палец, затем на другой, и в конце концов прикрыв им тоненькое золотое обручальное кольцо, надела перстень на безымянный. Вытянув вперед руку, она окинула ее восхищенным взглядом и, прихватив сумку, выпорхнула из каюты.

Выйдя на палубу, Констанция нашла свой шезлонг, уютно в нем расположилась, накинула на скрещенные ноги плед и открыла новую книгу – «Загадочное происшествие в Стайлзе». Впервые в жизни она читала детективный роман, написанный женщиной. Вспомнив краткую беседу с доктором Шаброном, она подумала: интересно, как бы он к этому отнесся?

Хотя преступления – эти страшные, темные стороны жизни – сами по себе вызывали у Констанции жгучий интерес, детективные истории действовали на нее успокаивающе. Не важно, насколько запутанно или хаотично развивалось повествование, в конце его все нити неизбежно сходились воедино и всему находилось объяснение. Все мельчайшие, казалось бы, незначительные подробности оказывались чрезвычайно важными, и, как она сказала доктору, в конце все объяснялось самым логичным образом. Была и другая причина, по которой Констанция с детства любила детективы, и о ней в разговоре с доктором она не упомянула, ее девичья фамилия была Уотсон, и поэтому Констанция чувствовала особую симпатию к доброму доктору – другу Шерлока Холмса[12].

Прочитав несколько глав о типично британских приключениях любознательного детектива Эркюля Пуаро, она отвлеклась и погрузилась в свои мысли. Если бы ее не послали с поручением привезти домой непутевую сестру и она отправилась в собственное путешествие, она бы лучше поехала не во Францию, а в Англию. Ее всегда привлекала английская культура: и «Лунный камень» Уилки Коллинза, и мистер Дарси в романе Джейн Остин, и таинственным образом свалившееся на Пипа богатство в «Больших ожиданиях». Все в них было так прилично, так цивилизованно, точь-в-точь по ее вкусу. Мало того что ее поездка в Европу оказалась бесцельной, ей даже не удалось побывать в Лондоне!

Наверное, ей стоило сойти вчера вечером в Саутгемптоне, размышляла Констанция, устремив взгляд на воду, которая несла их все ближе и ближе к Америке, все ближе и ближе к дому. Когда пароход сделал первую остановку в Англии, она в очередной раз задалась вопросом: интересно, как сейчас поживает ее первый поклонник Найджел Уильямс?

Молодой англичанин из деревушки со странным названием Литон-Баззард поступил в университет Кларка, чтобы изучать психологию. Отец Констанции Джеральд Уотсон стал его главным профессором и помогал ему в исследованиях по неуравновешенному поведению. Найджел был чрезвычайно худым, но Констанция все же сочла его привлекательным; она была мгновенно очарована его милым акцентом и его манерами, его элегантностью и добрыми серыми глазами. Он часто бывал в доме Уотсонов – сначала для того чтобы занять у профессора нужные ему книги, потом стал приходить на семейные трапезы и наконец в качестве признанного поклонника Констанции.