Книга Проклятие Вероники - Яна Розова

– Меня зовут Сан Саныч, – представился мужчина с метлой. – Пойдемте, я должен вам показать дом.

Не находя слов и забыв про все свои вопросы, я пошла за Сан Санычем.

Чем ближе мы подходили к дому, тем больше я удивлялась. Он оказался не таким большим, как выглядел на проекте, а, кроме того, стекла на фасадах не были прозрачными, они были тонированы в темно-серый цвет. Дом хранил свои загадки внутри себя.

Дверь тоже была стеклянной. Сан Саныч открыл ее передо мной, и я вошла в прохладу помещения, еще пахнувшего ремонтом.

Снаружи было непонятно, сколько этажей в кубике Рубика, оказалось – полтора. Просторный холл занимал половину пространства всего дома – от одной стеклянной стены – до другой и от пола – до потолка. А вторая половина дома была двухэтажной. Внизу – это я потом рассмотрела – находились кухня и ванная, а на втором этаже – две спальни и ванная.

Сан Саныч попросил меня располагаться. Он должен закончить подметать двор. Было в этом человеке что-то от будийского монаха – ничто в жизни не может быть важнее медитации, ну, или как в нашем случае – разбросанного по двору строительного мусора.

Я спросила:

– И кого мне ждать?

– Это вас тут ждут, Катенька, – ласково ответил мне этот Вергилий. – Вы можете побродить по дому – из спален открывается очень примечательный вид. А на кухне готовый кофе. Если хотите…

Я села на диван, а Сан Саныч ушел мести двор. Сквозь стекла дома я видела его и видела весь двор. Стекла были хитрыми – изнутри окружающее пространство было видно прекрасно, а снаружи заглянуть в дом было невозможно, потому что поверхность казалась непрозрачной.

Не выдержав, я встала и пошла по белой лестнице на второй этаж. Поднимаясь по ступенькам, я не знала куда смотреть. За стеклом открывался чудесный вид на лес, за которым виднелся город. Но и дом изнутри был достоин внимания: симметрия, объем, изящество – вполне характерные для домов Артема черты.

Первая дверь, которая открылась под моей рукой, вела в спальню. А вторая… тоже спальней, но украшенной моей фотографией. Большой художественный снимок висел над каминной полкой – я была растрепанная и широко улыбалась в объектив. Это была фотосессия для моего журнала – я фотографировалась у Валеры Паничева, лучшего нашего фотохудожника. Хотела проиллюстрировать этими фото письма редактора.

Только все снимки я забраковала – слишком уж личными они получились. Я перестаралась, изображая эдакую милашку, которая вприпрыжку занимается бизнесом и вообще вся такая фифа. А вот Артему этот мой образ понравился, но, может, он просто разглядел в этих фото нечто другое.

Я подошла ближе. На мраморной доске лежал конверт. На нем было написано:

“Кате”. И даже если Кутузкина – моя тезка, я прочитаю это письмо, потому что “Кате” было написано рукой моего мужа.

“Дорогая моя Катька!

Если ты читаешь это письмо, значит, ты попалась! Конечно, ты решила разобраться, почему я решил уйти. Ты серьезно взялась искать причины моей смерти. А нашла заказчицу с фамилией Кутузкина (ты, хоть, вспомнила, как мы были счастливы в той деревушке на берегу моря?) и нашу интимную переписку. Надеюсь, я не перестарался. Да, я подстроил тебе ловушку, но ты не должна на меня дуться за это.

А теперь сюрприз! Этот дом – твой. Ты, ведь, не обратила бы и внимания на какой-нибудь другой проект. Ты такая снобка! Я даже не стал цеплять свой кубик Рубика на кульман – моя Катя всегда видит то, что ей интересно.

Землю тут купил уже давно и дом строил уже давно, а тебе не говорил, потому что готовил сюрприз. Надеюсь, сюрприз мне удался. Жаль, я сейчас тебя не вижу.

Останься здесь прямо сейчас и не возвращайся домой. Я умоляю тебя об этом. Подозреваю, что тебе может грозить опасность. Если тебе нужны какие-то вещи, то вернись на минуточку в нашу квартиру, но будь осторожна.

Катька… я хотел написать тебе маленькую записку, а сейчас вдруг почувствовал такую тоску по тебе, по нашим с тобой общим временам, когда было так хорошо нам обоим, что чуть не плачу.

Но я больше не могу жить с таким преступлением на душе, ведь на мне смерть ребенка. И за это прости меня. Я ведь ни за что не убил бы никого сознательно. Я бы объяснил тебе это подробнее, но не могу. Понимаешь, мне слишком тяжело об этом говорить.

Не хочу с тобой расставаться.

На прощание я должен тебе сказать: прости, что так получилось. Да, в последнее время у нас с тобой не ладилось. То есть, все ладилось, но мы были как чужие люди. Я замечал это, не думай. Ты, ведь, хочешь знать, причину моей смерти, чтобы избавиться от чувства вины? Да ладно, я бы тоже так чувствовал. Это естественно.

Не вини себя, я серьезно. Саморазрушение внутри нас, во мне оно было. Мне некогда долго объяснять – время пришло.

Катька, прости меня.

Артем”.

На улице снова пошел дождь.

Джон

На улице снова шел дождь.

Я лежал рядом с Вероникой прямо на полу, в прихожей ее квартиры. Забавно, но в ее квартиру я никогда не заходил дальше прихожей. Вот и сейчас – все произошло прямо тут, а в комнату она так и не позвала. Но какая разница? Пожалуй, я не могу вспомнить ничего подобного прежде. Понятно, я влюблялся и прежде. Редко. Наверное, я как мама – довольно холодный человек. За всю свою жизнь, а ведь мы с мамой всегда были достаточно близки, я видел всего двоих или троих ее мужчин. Думаю, их и было столько за всю ее жизнь. Плюс мой папаша. Она не скрывала от меня своей личной жизни. Если у моей мамы вдруг складывались какие-то отношения, рано или поздно она мне об этом сообщала. И я считал, что все нормально.

Авдей, кстати, уверен, что я бобыль именно потому, что не видел настоящей семьи. Может, и так. Да, я никогда не собирался когда-либо жениться, заводить детей и прочее. Мы все имеем право выбирать.

А так как матримониальных планов не строил, то не стремился и получить диплом, освоить профессию. Жил как живется. Вот и все. Учился я так: ходил на лекции к интересным преподавателям, к личностям. Без системы. К примеру, мне очень нравилось, как мама читает историю Средних веков. А к маме Эли Гайворонской, которая дружила с моей мамой, я ходил на лекции по высшей математике. Чтобы понимать, о чем Клара Васильевна говорит почти два часа подряд, я самостоятельно изучал эту самую высшую математику дома по учебникам. Не то, чтобы мне это как-то в жизни пригодилось, но было интересно.

То же и с экономикой. Ее читал очень умный дядька – Александр Александрович Степновский. Сейчас он ушел в дауншиффинг – стал дворником.

Работу я тоже выбирал из интереса.

Мне нравилось работать барменом в “Джазе”. Мне было весело в 90-х быть диджеем на местных вечеринках. Диджействовал я и на радио. Несколько раз вместе с ребятами из одной оппозиционной газеты участвовал в журналистских расследованиях. Пока не убедился снова, что, так или иначе, но все продаются… Даже те ребята, которым ты доверял на все сто.