Книга Второй Фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов - Валентин Фалин

Последнее, по-видимому, не казалось слишком важным. Декларация о поддержке Польши не была тождественной готовности воевать в поле за нее. На первом англо-французском штабном совещании в апреле 1939 года демократы условились держаться на начальной стадии войны с Германией (и Италией) «стратегии обороны». Из «наступательных» мер брались на заметку лишь такие, которые «вызывали бы дезорганизацию экономики противника, препятствуя дальнейшему ведению им войны» (блокада и т. п.)[129]. Ход мысли, родственный американскому, но при формальном объявлении войны.

Британские военные доказывали политическим руководителям, что «без немедленной и эффективной помощи со стороны России поляки смогут противостоять германскому наступлению ограниченное время… Заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны… Напротив, при срыве переговоров с русскими возможно сближение между Россией и Германией»[130]. В чемберленовской табели ценностей идеологическая чистота велась выше военных предосторожностей и выгод[131].

На смену дорожных знаков в британском политическом курсе Гитлер ответствовал приказом готовить вторжение в Польшу. 3 апреля В. Кейтель, согласно распоряжению фюрера, поставил перед командующими вооруженными силами задачу – заняться реализацией плана «Вайс» так, чтобы можно было приступить к операции в «любое время, начиная с 1 сентября 1939 года»[132]. Десять дней спустя Гитлер утвердил окончательный вариант плана, в котором, между прочим, записано:

«Политическое руководство считает своей задачей по возможности изолировать Польшу в данном случае, то есть ограничить войну боевыми действиями с Польшей.

Усиление внутреннего кризиса во Франции и вытекающая отсюда сдержанность Англии в недалеком будущем могли бы привести к созданию такого положения.

Вмешательство России, если бы она была на него способна, по всей вероятности, не помогло бы Польше, так как это означало бы ее уничтожение большевизмом.

Позиция лимитрофов будет определяться исключительно военными требованиями Германии.

Немецкая сторона не может рассчитывать на Венгрию как на безоговорочного союзника. Позиция Италии определяется осью Берлин-Рим»[133].

Несостоятельность четырех из пяти посылок, взятых за исходные, соперничает с самоуверенностью и самолюбованием. При прослеживании генезиса августовского (1939 года) расклада сил, однако, знаменательнее иное – 11 апреля Гитлер числил СССР среди своих противников.

Тем не менее именно в середине апреля германские дипломаты получили инструкцию: при первом подходящем случае основательно заняться тем, что фюрер называл «инсценировкой в германо-русских отношениях нового рапалльского этапа»[134], а статс-секретарь МИД Германии Э. фон Вайцзеккер – «ухаживанием за русскими»[135]. Примем еще раз к сведению, что Англия и Франция уже имели с Германией свои договоренности о ненападении.

5 апреля 1939 года М. Литвинов поручил послу А. Мерекалову посетить МИД Германии и потребовать, чтобы «представители германского командования в Чехословакии прекратили действия, препятствующие выполнению фирмой „Шкода“ советских заказов, выданных ей в апреле-июне 1938 года и частично уже оплаченных»[136]. Это указание конкретизировало представление М. Литвинова послу Ф. Шуленбургу от 18 марта 1939 года, которым в ответ на ноты посольства Германии от 16 и 17 марта фиксировалось непризнание Советским Союзом (в отличие от Англии, Франции и США) легальности актов, объявлявших чехословацкое государство несуществующим. Оккупация Чехии германскими войсками и последующие действия германского правительства обозначались Москвой как «произвольные, насильственные, агрессивные», как нарушающие политическую устойчивость в Средней Европе и увеличивающие тревогу среди народов[137].

А. Мерекалов был принят Э. Вайцзеккером только 17 апреля. Не из-за «малозначительности повода», который вел к нему посла (как трактуют тенденциозные историки), но по причине сложных процедур согласования с Гитлером линии поведения и необходимости, в числе прочего, вынести принципиальное решение: вступить в полемику с советской квалификацией аннексии Чехии или, намекнув на понимание утилитарных озабоченностей СССР, ввести в оборот набор идей, интересовавших Берлин. Высшее руководство санкционировало второй вариант.

Советская и немецкая записи беседы 17 апреля разнятся, и не в деталях. Советский посол не уловил и плохо отразил в телеграмме в Москву концептуальные особенности речений статс-секретаря. А. Мерекалова больше занимала информационная сторона дела[138]. Между тем центральный элемент позиции Э. Вайцзеккера состоял в установлении взаимозависимости экономического обмена и тонуса политических отношений. Статс-секретарь дал понять, что Советскому Союзу не удастся выстроить равно нормальные отношения с двумя державами – Германией и Англией кряду, тем более с учетом «ответственности» Лондона за напряженность в Европе.

5 мая К. Шнурре известил поверенного в делах Г. Астахова, что правительство Германии «положительно» решает вопрос о советских контрактах с фирмой «Шкода» на изготовление зенитных орудий и приборов управления огнем. Через двенадцать дней Шнурре сообщил Астахову, что немецкая сторона «положительно изучит возможность» оставления в силе на территории «протекторатов Богемии и Моравии» положений советско-чехословацкого торгового договора 1935 года.

20 мая В. Молотов, ставший к этому моменту наркомом иностранных дел, имел беседу с послом Ф. Шуленбургом по просьбе последнего. Посол сообщил о желании Берлина командировать в Москву К. Шнурре для «экономических переговоров». История с предыдущим командированием советника, однако, не забылась. Приписав немцам желание использовать «экономические переговоры» в каких-то играх, Молотов резко заявил, что для этих занятий Германии «следовало бы поискать в качестве партнера другую страну». По опыту ведения дел с Германией, отметил он, без создания политической базы нельзя разрешить экономических вопросов. На просьбу посла уточнить, что понимать под политической базой, нарком ответил, что «об этом надо подумать и нам, и германскому правительству»[139].