Книга Петр Великий. Прощание с Московией - Роберт К. Масси

Итогом попыток Никона реформировать церковь стало, уже после смерти самого патриарха, мощное религиозное восстание. Тысячи людей, отказавшихся принимать реформы, получили имя староверов, или раскольников. Поскольку государство поддерживало церковные реформы, то выступления против церкви переросли в бунт против правительства – староверы отказывались признавать обе власти. Ни уговоры духовенства, ни жестокие правительственные меры не могли их переубедить.

Чтобы избежать власти Антихриста и преследований государства, староверы целыми деревнями подавались на Волгу, Дон, на Белое море, за Урал. Здесь, в дремучих лесах, по берегам далеких рек, они основывали новые поселения и терпели все тяготы, выпадающие на долю первопроходцев. Тех, кто убегал недостаточно далеко, настигали солдаты. Но староверы были готовы скорее заживо гореть в очищающем пламени, чем отречься от завещанного отцами обряда богомолебствия. Даже малые дети говорили: «Нас сожгут на костре, зато на небе у нас будут красные сапожки и рубашечки, вышитые золотыми нитками. Нам будут давать меда, орехов и яблок сколько захотим. Мы не станем кланяться Антихристу». Иногда староверы, измученные преследованиями, забивались всей общиной – мужчины, женщины, дети – в деревянную церковь, закладывали изнутри дверь и, под пение старинных гимнов, поджигали здание и сгорали вместе с ним. На дальнем Севере монахи влиятельного Соловецкого монастыря склонили солдат размещенного там гарнизона постоять за старую веру (убедить солдат помог, в частности, Никонов запрет на водку). Объединившись, монахи и солдаты целых восемь лет выдерживали осаду, отражая все силы, какие только могло бросить против них московское правительство.

Самой яркой и внушительной фигурой среди староверов был протопоп Аввакум. Наделенный пылкой и фанатичной душой, он обладал и физической стойкостью, которая помогала ему соблюдать его суровую веру. В своем «Житии» он писал: «Прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обремененна, блудному делу и малакии [разврату] всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в тот час: зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжение, и, отпустя девицу, сложа ризы, помоляся, пошел в дом свой зело скорбен». Аввакум был самым ярким писателем и оратором своего времени (когда он проповедовал в Москве, люди сбегались толпами, чтобы подивиться его красноречию) и – среди представителей высшего духовенства – самым непримиримым противником реформ Никона. Он сурово порицал все перемены и любые компромиссы и поносил Никона как еретика и орудие дьявола. Негодуя на такие нововведения, как реалистическое изображение Святого семейства на недавно написанных иконах, он гремел: «…пишут Спасов образ Еммануила, лице одутловато, уста чернованная, власы кудрявые, руки и мышцы толстые, персты надутые, тако же и у ног бедра толстые и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишо сабли той при бедре не писано… А все то кобель борзой Никон, враг, умыслил».

В 1653 году Никон сослал своего бывшего друга Аввакума в Сибирь, в Тобольск. Через девять лет, когда уже сам патриарх впал в немилость, влиятельные московские друзья Аввакума уговорили царя вернуть протопопа и снова сделать настоятелем одного из кремлевских храмов. Некоторое время Алексей был усердным и почтительным членом паствы Аввакума и даже отзывался о нем как об «ангеле Божьем». Но оголтелая приверженность Аввакума старым принципам нет-нет да и прорывалась. Он задиристо провозгласил, что новорожденному младенцу больше известно о Боге, чем всем греческим церковным мудрецам, вместе взятым, и что для спасения души тем людям, кто согласился с еретическими новшествами Никона, следует заново принять крещение. Подобные выходки привели его ко второй ссыпке, на сей раз в Пустозерск, на берег Ледовитого океана. Но и из этих отдаленных мест Аввакум умудрялся руководить староверами. Лишенный возможности проповедовать, он писал своим последователям красноречивые послания, увещевая их хранить старую веру, не идти ни на какие сделки, не склоняться перед своими гонителями и, по примеру Христа, как благо принимать страдания и мученическую смерть. «И сожегши свое тело, – говорил он, – душа же в руце Божий предаша… Так беги же и прыгни в пламя! Скажи: „Вот мое тело, дьявол! Возьми и пожри его. Души моей ты не получишь!“»

Последний вызов, брошенный Аввакумом, обеспечил ему самому именно этот пламенный удел. Из ссылки он написал юному царю Федору, будто ему явился Христос и открыл, что покойный отец Федора, царь Алексей, пребывает в аду и терпит там страшные муки за то, что одобрял реформы Никона. В ответ Федор приговорил Аввакума к сожжению заживо. В апреле 1682 года Аввакум принял столь желанную для него мученическую смерть у столба на торговой площади в Пустозерске. В последний раз перекрестившись двоеперстием, он радостно прокричал толпе: «Столб страшен, пока тебя к нему не привяжут, но коли ты уже там, обними его, и все забудешь! Ты узришь Христа, прежде чем жар охватит тебя, и душа твоя, освобожденная из темницы тела, воспарит на небеса счастливой пташкой».

Пример Аввакумовой смерти вдохновил тысячи его приверженцев по всей России. За шесть лет, между 1684 и 1690 годами, двадцать тысяч староверов добровольно пошли в огонь, лишь бы не поклоняться антихристу. Надо сказать, Софья не хуже Алексея или Федора вписывалась в этот образ и даже была еще суровее к раскольникам, чем ее отец и брат. Воеводам было приказано выделять столько войск, сколько будет надобно, чтобы помочь местным митрополитам внедрить официальную религию. Всякого, кто не ходил в церковь, подвергали допросу, а заподозренных в ереси пытали. Тех, кто укрывал у себя раскольников, лишали имущества и ссылали. Но, невзирая на пытки, ссылки и костры, старая вера была крепка.

Не все староверы покорились своим гонителям или взошли на костры. Те из них, что укрылись в северных лесах, устраивали там жизнь по-новому, и в этом чем-то напоминали протестантских сектантов, приблизительно тогда же покидавших Европу, чтобы основать религиозные общины в Новой Англии. Опираясь лишь на собственные силы, староверы создавали поселения землепашцев и рыболовов, закладывали основы будущего процветания. Поколение их детей, уже в петровское время, славилось трезвостью и усердием в работе. Петр, высоко ценивший такие качества, приказал своим чиновникам оставить староверов в покое.

В конечном счете от раскола больше всего пострадала официальная церковь. Реформы, которые, по замыслу Никона, должны были очистить церковь и подготовить ее к ведущей роли в православном мире, вместо этого ослабили ее. Двое непримиримых соперников, Никон и Аввакум, и два крыла, реформаторы и староверы, боролись друг с другом до полного изнеможения, что обескровило церковь, отвратило от нее самых рьяных ее сторонников и навек оставило ее под пятой светской власти. Когда воцарился Петр, его взгляды на церковь во многом напоминали отношение к ней Никона – этот разложившийся, вялый организм следовало энергично очищать от порчи, невежества, предрассудков. Берясь за это дело (и покончив с ним незадолго до конца своего царствования), Петр имел два огромных преимущества перед Никоном: он обладал большей властью и не обязан был ни у кого испрашивать одобрения. Но, несмотря на это, Петр ставил более скромные задачи, чем Никон. Он никогда, в отличие от Никона, не вмешивался в вопросы обрядности, ритуала богослужения, вероучения. Петр поддерживал авторитет официальной церкви как силы, противостоящей раскольникам, но религиозного раскола он не углубил. Он произвел раскол в других сферах российской жизни.