Книга Семь нот любви - Евгения Марлитт

Елизавета поняла, что задела больное место в сердце Елены. Она очень пожалела об этом, и ей захотелось загладить неприятное впечатление. Фон Вальде, казалось, прочел эту мысль девушки по ее лицу и, не обращая внимания на печальный тон, спросил:

– И вы пожелали жить именно в Тюрингене?

– Да.

– А почему?

– Потому что мне с раннего детства рассказывали, что мы родом из Тюрингии.

– А, из рода Гнадевиц?

– Это девичья фамилия моей матери. Меня зовут Фербер.

– Вы говорите это с таким ударением, как будто благодарите Бога за то, что не носите этой фамилии.

– Да, я очень рада этому.

– Гм… Это имя было в свое время очень громким.

– Да, но слава его не всегда была безупречной.

– Э, да что в том! Зато это имя имело при многих дворах цену чистого золота, потому что было очень древним и носителей осыпали различными милостями.

– Простите, но я совершенно не могу понять то, что… – начала было Елизавета, но, покраснев, замолчала.

– Ну-с? Вы начали предложение, и я настаиваю на том, чтобы вы его закончили.

– …что грехи награждаются потому, что стары, – неуверенно проговорила Елизавета.

– Прекрасно! Но многие предки Гнадевицев проявили большое мужество и отвагу.

– Возможно, но, по-моему, несправедливо, что их заслугами в течение стольких столетий пользуются те, кто вовсе не отличается этими качествами.

– Да разве великие дела не должны жить вечно?

– Конечно, но если мы не стараемся подражать им, то недостойны пользоваться их славой, – решительно ответила Елизавета.

В это время во двор въехал экипаж. Фон Вальде наморщил лоб и провел рукой по глазам, как бы внезапно просыпаясь от сна. Тотчас же после этого дверь отворилась, и вошла баронесса. На ней и Бэлле были шляпки и накидки.

– Вот и мы. Какой сегодня отвратительный воздух. Я очень сожалею, что решила выехать. Мне, вероятно, придется поплатиться насморком за свои материнские заботы. Бэлла хотела посмотреть, как ты себя чувствуешь, Елена, а потому я и взяла ее сюда.

Девочка направилась прямо к кушетке и, казалось, не замечала Елизаветы, сидевшей около нее. Наклонившись, чтобы поцеловать руку Елены, она задела Елизавету, пуговица ее накидки зацепилась за отделку платья гостьи и разорвала ее. Она подняла голову, искоса взглянула на дыру и, повернувшись, направилась к фон Вальде, чтобы поздороваться с ним.

– Ну-с, – проговорил тот, не подавая ей руки, – разве ты не можешь извиниться за свою неловкость?

Бэлла не ответила ни слова и ретировалась к мамаше, на щеках которой вспыхнули яркие пятна. Взгляд, который она бросила на Елизавету, ясно говорил, что все ее недовольство было направлено на последнюю.

– Что же, ты не умеешь говорить? – спросил фон Вальде, вставая.

– Госпожа Фербер сидела так близко, – проговорила за упорно молчащую девочку баронесса.

– Действительно, мне надо было отодвинуться, и беда вовсе не так велика, – проговорила Елизавета с приветливой улыбкой, протягивая руку Бэлле.

Девочка сделала вид, что не заметила этого, и спрятала обе руки под пелерину. Фон Вальде, не говоря ни слова, подошел к ней, взял за руку, подвел к двери, открыл ее и приказал девочке:

– Иди сейчас же в свою комнату и не показывайся мне на глаза, пока я этого не пожелаю.

Баронесса была вне себя, но что она могла сделать? Она не имела оружия для борьбы с «варварством и насилием этого человека», который являлся хозяином дома. Наконец, рассудок взял верх.

– Надеюсь, милый Рудольф, ты простишь Бэлле маленький каприз, – проговорила она дрожащим голосом. – Прошу тебя принять во внимание то обстоятельство, что ее гувернантка – ужасная идиотка.

– Мисс Мертенс? Сомневаюсь, чтобы она при своем врожденном такте воспитала Бэллу такой, какой она себя только что показала.

Лицо баронессы снова вспыхнуло, но она овладела собой.

– Ах! – воскликнула она, чтобы придать разговору другой оборот. – С этими глупыми историями я совсем забыла сказать, что Эмиль приехал из Оденбурга. Он прибыл верхом и совсем промок, так что теперь переодевается. Он сейчас будет здесь. Может он засвидетельствовать тебе свое почтение?

Яркая краска залила щеки Елены, но она опустила голову, не сказав ни слова.

– Без сомнения, – ответил фон Вальде. – Долго он думает пробыть здесь?

– Несколько дней, если позволишь.

– Конечно, и мы увидимся с ним, когда придем пить кофе к тебе.

– Он будет очень рад. Если угодно, мы можем сейчас же перейти в мою комнату. Камеристка доложила мне, когда я выходила из кареты, что все готово к принятию гостей.

При этих словах Елизавета поднялась, собираясь уйти; фон Вальде, заметив это, устремил на баронессу вопросительный взгляд. Он, понятно, ожидал, что она пригласит молодую девушку присоединиться к ним. Баронесса в эту минуту нашла, что садовник очаровательно убрал цветочный стол в оконной нише, и вся погрузилась в рассматривание группы азалий, причем повернулась спиной к девушке.

Елизавета низко поклонилась. Елена неуверенным голосом, но сердечно поблагодарила ее за доставленное удовольствие. В коридоре девушка увидела Гольфельда, шедшего ей навстречу. Заметив ее, он ускорил шаги, а затем, убедившись, что вокруг никого нет, схватил руку Елизаветы, страстно поцеловал и прошептал:

– Как я счастлив, что снова вижу вас!

Елизавета была так ошеломлена, что не смогла произнести ни слова. Она только быстро отдернула руку. В эту минуту дверь в комнату Елены отворилась, и из нее вышел фон Вальде. Гольфельд, сделав вид, будто только что заметил Елизавету, слегка приподнял шляпу и пошел навстречу родственнику.

Елизавета была вне себя от этого. Она чувствовала себя глубоко оскорбленной. Она сердилась на себя за то, что сразу не осадила его за дерзость. При мысли о том, что мужчина посмел коснуться ее, яркая краска залила ей лицо. Девушке казалось, что то место, куда Гольфельд приложил свои горячие губы, еще горит у нее на руке, и она подставила ее под струю фонтана, как бы желая смыть это воображаемое пятно.

Елизавета вернулась домой в возбужденном состоянии и пожаловалась матери на полученное оскорбление.

– Ты теперь знаешь, что за человек этот Гольфельд, – сказала та. – Поэтому тебе нужно избегать встречи с ним, а при назойливости осадить. Ни на минуту не забывай, как вести себя дальше. Иди своей дорогой. Пока я еще не советую тебе прекращать своих занятий в замке Линдгоф.

– О, конечно, я этого никогда не сделаю! – воскликнула Эльза. – Что сказал бы дядя, когда бы узнал, что цыпленок действительно прячется под родное крылышко! – добавила она, улыбаясь сквозь слезы.