Книга Пожиратели мертвых [= 13-й воин] - Майкл Крайтон

Беовульф и его воины покачали головами, и я услышал, как они несколько раз повторили какое-то слово: не то «вендолы», не то «вендлоны» или что-то в этом роде. Смысл этого названия был мне неизвестен, но я почел за благо не приставать в этот момент с расспросами к Хергеру. Он был напряжен и всматривался в следы не менее пристально, чем все остальные. По мере того как мы приближались к крестьянскому дому, все большее количество когтистых следов попадалось нам на глаза. Сам Беовульф и все его воины шли медленно, но это не было похоже на осторожное приближение к возможному противнику; никто из отряда не обнажил оружия. У меня возникло впечатление, что им страшно не хотелось приближаться к дому, но это нежелание было вызвано каким-то безотчетным ужасом. Поскольку я еще меньше моих спутников знал, что здесь могло произойти, мне оставалось только следовать за ними, пытаясь сохранить присутствие духа.

Наконец мы подошли к самым стенам крестьянского жилища и перешагнули порог. Внутри я своими глазами увидел вот что: на полу лежало тело молодого, хорошо сложенного мужчины, разорванное на куски. Туловище лежало отдельно, руки и ноги были разбросаны по углам. Кровь покрывала стены и даже потолок комнаты, а на полу собралась в несколько больших луж в углублениях. Было такое ощущение, что какой-то безумный живописец пытался раскрасить дом изнутри свежепролитой кровью. Здесь было также тело женщины – тоже с оторванными руками и ногами. Еще в доме был труп ребенка, мальчика не старше двух лет; голова малыша была оторвана, на месте шеи из маленького тельца торчал лишь кровавый обрубок.

Все это, повторяю, я видел своими глазами, и не было в моей жизни зрелища более страшного и омерзительного. Меня вывернуло наизнанку, и еще целый час после этого меня тошнило, и кружилась голова.

Наверное, мне все-таки никогда не понять норманнского образа мыслей, потому что в те самые минуты, когда мне становилось плохо, они оставались бесстрастными и невозмутимыми; увидев эту кошмарную картину, они осмотрели все помещение, стараясь не упустить никакой детали в следах когтей на оторванных конечностях тех, кто еще недавно жил в этом доме. Куда больше, чем судьба погибших людей, моих спутников интересовало, каким именно образом когтистые лапы неведомых чудовищ раздирали тела обреченных на мучительную смерть жертв. Внимание всех воинов привлек тот факт, что ни в доме, ни по соседству им не удалось найти ни одной головы, принадлежавшей кому-либо из погибших. Когда же я высказался по поводу чудовищности происшедшего, они лишь беглыми кивками выразили свое согласие и продолжили разбираться в каких-то незначительных, на мой взгляд, деталях.

В общем, я и до сих пор не могу без содрогания вспоминать то, что предстало моим глазам: крохотное тело младенца было надкушено в двух местах зубами какого-то исчадия ада. Раны от укусов остались на обезглавленном тельце в области плеча и задней поверхности бедра. Этот ужас я тоже видел своими глазами.

Воины Беовульфа вышли из разоренного дома с мрачным выражением на лицах и при этом с горящими жаждой мести глазами. Разговор же их по-прежнему шел в основном о следах и вскоре кто-то отметил, что нигде не видно отпечатков лошадиных копыт; это наблюдение явно имело для всех особое значение. Мне же его скрытый смысл был неизвестен. Впрочем, не могу сказать, что я внимательно прислушивался к разговорам своих спутников. Мне было еще слишком дурно после увиденного.

По дороге через поле Эхтгов наткнулся на лежавший в невысокой траве камень, явно обработанный человеческой рукой, пусть и примитивно: по этому небольшому куску камня, размером меньше детского кулачка, прошлись чем-то вроде резца, а затем еще и отполировали, хотя довольно грубо, основные поверхности. Поскольку все воины столпились, чтобы лучше рассмотреть находку, моим глазам она предстала не сразу.

Когда я наконец смог разглядеть камень, я обнаружил, что это примитивное изображение тела беременной женщины. У нее не было ни головы, ни рук, ни ног; только туловище с большим, выпяченным вперед животом, а выше две налитые, нависающие над ним груди[19]. С моей точки зрения, это изображение было грубым и некрасивым, но не более того. Норманны же, увидев фигурку, внезапно вздрогнули и даже побледнели. Их руки тряслись мелкой дрожью, когда они прикасались к этому кусочку камня. Наконец Беовульф швырнул его на землю и стал бить по нему рукоятью меча, пока фигурка не раскололась на мелкие кусочки, которые под градом ударов почти ушли в грунт. Теперь некоторым воинам стало плохо, и их вырвало прямо на землю. Для меня осталось загадкой, почему эта маленькая фигурка вызвала такой всеобщий ужас среди этих мужественных воинов.

Мы вновь направились к большому дворцу короля Ротгара. По дороге никто не произнес ни слова, несмотря на то что мы шли почти час; норманны погрузились в какие-то невеселые мысли, но, по крайней мере, страха на их лицах я больше не видел.

Через некоторое время на тропе перед нами появился всадник. Это был королевский герольд. Преградив нам путь, он оглядел оружие и снаряжение всех воинов, особенно внимательно рассмотрел Беовульфа и прокричал какое-то предупреждение.

Хергер сказал мне по этому поводу вот что:

– Он требует, чтобы мы назвали свои имена, и побыстрее.

Беовульф что-то ответил герольду, и по его тону я понял, что наш предводитель не намерен соблюдать формальности этикета. Хергер сказал мне:

– Беовульф говорит ему, что мы – подданные короля Хиглака из королевства Ятлам, что у нас дело к королю Ротгару, и мы должны поговорить лично с ним. – Помолчав и еще послушав Беовульфа, Хергер добавил: – А еще Беовульф говорит, что Ротгар – величайший из королей. – Впрочем, судя по тону Хергера я мог сделать вывод, что последний комментарий носит, по всей видимости, иронический характер.

Герольд предложил нам продолжить путь к большому дворцу и подождать, пока нас пригласят к королю. Так мы и поступили, хотя и Беовульф, и его товарищи явно были недовольны таким отношением. Дожидаясь возвращения герольда, они обменивались недоуменно-недовольными фразами. Меня это не удивило: я уже успел убедиться в том, что гостеприимство является у норманнов одной из главных добродетелей, и держать у порога тех, кто пришел к тебе в дом, проделав долгий путь, было для этого народа сродни оскорблению. Тем не менее мы дождались приглашения и даже оставили свое оружие – мечи и копья – за дверями основного зала, чего от нас, как я понял, потребовали.

Сам дворец был окружен со всех сторон домами, построенными по норманнскому обычаю. Это были такие же длинные дома с выпуклыми стенами, как в Трелбурге; впрочем, здесь эти здания стояли не квадратами, а в произвольном порядке. Более того, я не увидел никаких земляных валов или частоколов вокруг поселка. От стен дворца было видно, как уходит вдаль к холмам поросшая зеленой травой равнина, по которой тут и там были разбросаны крестьянские хижины.

Вдали, на горизонте, виднелась цепь лесистых холмов.