Книга Пиастры, пиастры!!! - Стивен Робертс

Джон стоял, будто одинокий риф среди пенящихся волн. И понемногу его спокойствие передавалось другим; волнение утихало, наступал отлив.

Мы не оставили беднягу на берегу. Оказалось, одно время он был моряком, а значит, своим. А джентльмены своих в беде не бросают.

Что натворил оборванец, мы не спрашивали. Это не имело значения. Когда ты поднимаешься на борт корабля, прошлая жизнь вообще не имеет значения. Как и имя. Ты становишься другим человеком, оставляешь все грехи свои на берегу и начинаешь иную жизнь, в которой нет ни прошлого, ни будущего. Есть лишь настоящее, день сегодняшний. И есть законы, которые ты должен соблюдать, если хочешь оставаться в братстве.

Мы приняли Бенджамина, как своего. Никто не спрашивал, так ли его зовут на самом деле и откуда он родом… Бен стал матросом нашего корабля. Прозвище придёт к нему само собой, со временем — и тогда он станет полноценным членом команды.

Глава 17. Первая кровь

Мы двигались на север вдоль восточного берега Мадагаскара, когда заметили в одной из укромных бухточек парус. То была шхуна без опознавательного флага. Это было неудивительно. Мадагаскар принадлежал вольным контрабандистам и морским бродягам, команды многих кораблей состояли из представителей разных народов, и зачастую судна не имели государственной принадлежности.

Протекция Карла Двенадцатого, короля Швеции, закрывала доступ к этим берегам флоту короля Георга, и встретить здесь военный корабль казалось невозможным. Потому и являлась эта земля раем для авантюристов всех мастей.

Мы подошли поближе. На этом настоял Флинт — Ингленд бы и внимания не обратил на такое судёнышко.

Миром дело не обошлось. Пока «Король Джеймс» перекрывал вход в бухту, Флинт подвёл «Моржа» вплотную к шхуне.

Мы подошли как можно ближе. То были контрабандисты. По их словам, они остановились, чтоб набрать пресной воды. Но как по мне, то скорее всего в этой бухточке они прятали то, что нельзя сбыть в ближайшее время.

Переговоры начались спокойно, но затем француз стал дерзить и отказался общаться по английски. После очередной фразы на французском, в которой даже мне стало ясно, прозвучали ругательства в наш адрес, Флинт вдруг спокойно поднял пистолет и выстрелил французскому капитану прямо в лицо.

Зрелище было ужасным. В первый миг все опешили, но затем французы разбежались по укрытиям и стали палить в нашу сторону.

Флинт схватил штурвал и резко повернул рулевое колесо. Хлопнул парус, ловя ветер, и мы сблизились со шхуной. Борт ударил о борт, затрещало дерево.

— За мной, морские волки! — вскричал Флинт и первым ринулся на борт другого корабля.

Нам почти не пришлось драться. Словно заговорённый от пуль и сабель, Флинт бросился вглубь трюма, где прятались французы. Оттуда раздались крики и выстрелы, ругань и звон стали.

Мы поспешили вслед за капитаном. Я замешкался на несколько мгновений, а когда спрыгнул в трюм, всё уже было кончено. Поражённые силой и неуязвимостью Флинта, оставшиеся в живых французы побросали оружие и стали на колени, рассчитывая на милость победивших.

Милость и Флинт — понятия противоположные.

— Подойди, Билли… — Флинт, тяжело дышащий, забрызганный кровью, был ужасен. — Ты не успел поучаствовать в сражении. Но капитан Флинт не забывает о своих людях. Этот — твой…

Флинт протягивал мне окровавленный тесак.

Сперва я не понял, что он имеет в виду. А когда понял — дрожь пробежала по всему телу. Стало вдруг очень холодно, меня начало трясти.

Флинт пристально смотрел на меня. Я отводил глаза, не в силах сказать ни слова.

— Ты ведь не убивал раньше, Билли? — Он не столь спрашивал, сколько утверждал. — Пришло время. Без этого нельзя. Лучше сейчас, в бою может быть поздно.

Я чувствовал, как замерзает воздух вокруг. Руки вдруг сделались вялыми, я с трудом удерживал скользкую от крови рукоять тесака, и кожей ощущал, как смотрят на меня мои товарищи. О чём думали они в этот миг? Ждали, как я поступлю или благодарили небо, что не они на моём месте?

Я знал, что то, что я предприму в следующий миг, безвозвратно изменит меня. И потому мешкал.

Судьба сама решила за меня. В тот момент, когда я бал готов бросить тесак под ноги, француз вдруг вскочил с колен и с криком бросился на меня. Защищаясь, я поднял руки, и в этот момент несчастный наткнулся на клинок.

Слово Бена Ганна

Мне выпала честь быть в команде Флинта. Мы ходили под флагом Ингленда, но со времени моего прибытия на «Морж» шкипер полностью подчинил себе команду, так что лишь числился нашим капитаном. Ингленда за всё время видел лишь два или три раза. Зато капитан Флинт был вот весь, рядом. Ничто на «Морже» не могло ускользнуть от его взгляда.

Не знаю, как было раньше, но теперь Флинт сам решал, что делать и как поступать. Когда я услышал французскую речь с контрабандиста, сразу понял — быть неприятностям. Так напряглись мышцы на шее капитана, так он сжал кулаки, сдерживая закипающую ярость. Что сделали в прошлом французы нашему капитану, я не знаю. Но платила за это вся нация.

Капитан Флинт первым устремился в бой, и я не отставал. Французы защищались, словно львы. Но силы были неравны. Флинт один стоил десятерых, что уж говорить о нашем численном превосходстве? Бой не был долгим, и скоро последние из сопротивляющихся были в нашей власти.

Бой, это гордо. Я ткнул одного француза кортиком, он тут‑же бросил оружие и бухнулся на колени. Рана его не была серьезной, поэтому я остался чист перед господом в тот раз. Чего не скажешь о капитане. На моих глазах он зарубил двоих, а третьему прострелил голову. На том бой и завершился.

Того, что произошло после, я вовек не забуду. Когда утихли звуки боя, над люком показалась голова Билли. Он единственный не участвовал в сражении, и шкипер это отметил, нет сомнений. Флинт вообще все и всегда замечал, ничто не могло укрыться от его глаз, будь то в пылу боя или пьяном бреду — в итоге Флинт знал всё. Кто что говорил, что делал. Я уверен, он даже знал, кто о чём думал…

И теперь он позвал Билли. Для последнего это не сулило ничего хорошего. Билли стоял, опустив голову, словно раскаивался в собственной трусости. Впервые в жизни я почувствовал своё превосходство перед этим человеком. Я был в первых рядах в бою, рядом с капитаном, в то время, когда Билли Бонс пропадал неведомо где.

— Убей его! — приказал капитан, протянув Биллу саблю. Широкий тесак Бонса, как мне показалось, ножен сегодня не покидал.

Билли взял саблю. Я подумал тогда, что он не сможет убить. Вот так вот, безоружного, ни за что, ни про что. Я рад был, что не я стою сейчас с обнажённым клинком над коленопреклонным человеком. Француз до последнего надеялся на что‑то. Я видел, как беззвучно шевелятся его губы, когда Билли вдруг взмахнул клинком и рассёк бедолаге горло.