Книга Изгнание торжествующего зверя - Джордано Бруно

Юпитер приказал еще Суду впредь одобрять раскаяние, но никогда не равнять его с невинностью; одобрять веру и уважение, но никак не равнять их с делом и подвигом. Да смотрит Суд так же на исповедание и слово в сравнении с исправлением и воздержанием; да вознаграждает мысли лишь постольку, поскольку они просвечиваются во внешнем поведении и возможных действиях. Да не ставит рядом того, кто укрощает тело, с тем, кто обуздывает дух; не равняет бесполезного пустынножительства с плодотворною общительностью. Да различает обычаи и религии не столько по различию одежд, сколько по хорошим и лучшим навыкам в добродетели и воспитании. Да сочувствует не столько тому, может, бессильному и холодному, кто обуздал любострастный пыл, но скорее тому, кто утишил приступ гнева и кто наверняка не робок, но терпелив. Да не рукоплещет тому, кто – может, бесполезно, – принуждал себя не проявлять любострастия, а скорее тому, кто заставил себя не быть злословцем и злодеем; да не считает большим грехом гордое стремление к славе, откуда часто проистекает благо республики, чем глухую страсть к деньгам. Да не прославляет того, кто вылечил презренного и бесполезного хромца, который и здоровый мало или немного более стоит больного, больше, чем того, кто освободил родину и восстановил впадший в уныние дух; не считает равным или даже большим геройством умение затушить без воды огонь пожарища, чем без крови подавить вспыхнувшее народное восстание; не дозволяет воздвигать статуи трусам и врагам республиканского государства и во вред нравам человеческого общежития взывать к ним с речами и снами, но тем, кто строит храмы богам, распространяет культ и служение таким законам и религиям, благодаря коим возжигаются великодушие и пыл к славе – награде за полезные услуги отечеству и всему человеческому роду, – ради чего основаны также университеты, где изучаются нравы, искусства и военное дело. Да воздержится и не обещает почестей и наград вечной жизни и бессмертия тем, кого одобряют педанты и болтуны, но тем, кто любезен богам за то, что посвящает себя всецело совершенствованию своего и чужих умов, служению для общества, усердному выполнению дел великодушия, справедливости и милосердия. За это самое боги возвеличили римский народ перед прочими, ибо он своими великолепными поступками более других народов сумел уподобиться и походить на богов, прощая покоряющихся, покоряя гордых, отпуская обиды, не забывая услуг, помогая нуждающимся, защищая обиженных, возвышая угнетенных, обуздывая насильников, выдвигая вперед способных, принижая преступных: тех – устраняя и до конца изничтожая бичом и секирою, других – почитая и прославляя статуями и колоссами. Вследствие чего народ этот показал себя обузданнее и дальше от пороков некультурности и варварства, более отборным и готовым на геройские подвиги, чем другие когда-либо существовавшие народы: и пока таковы были римские законы и религия, таковы были нравы и подвиги, таковы же – честь и счастье.

Саулин. Я желал бы, чтобы Суду было наказано сделать что-нибудь решительное против необузданности грамматиков [72] , что бесчинствуют в наше время по Европе.

София. Очень хорошо, Саулин, на их счет приказал, поручил и определил Юпитер, дабы Суд удостоверился, правда ли, что они заставляют людей презирать или, по крайней мере, беззаботно относиться к законодательству и законам, толкуя, будто бы боги предписывают невозможные вещи и правят, как бы дурачась, т. е. разъясняя людям, будто боги только и умеют повелевать, чего люди не могут выполнить. Посмотрел бы, не портят ли – якобы из желания преобразовать безобразные законы и религии – наверняка все, что есть в религиях доброго, подтверждая и возвышая до самых звезд все, что есть и можно вообразить извращенного и суетного. Приносят ли они иные плоды, кроме разрыва сношений, сеяния несогласий, нарушения связей, возмущения детей против отцов, рабов против господ, подданных против управителей, кроме раскола между народами, племенами, товарищами и братьями; кроме разорения семейств, городов, республик и царств; и в заключение, не вносят ли они, несмотря на свои мирные приветы, всюду, куда ни появятся, меч разделения и огонь рассеяния, отнимая сына у отца, ближнего у ближнего, гражданина у отечества и творя прочие ужасные разлучения против природы и закона? И несмотря на свои заверения, будто служат тому, кто воскрешает мертвых и исцеляет недужных; пусть посмотрит, не хуже ли они всех, кого вскормила земля, заражая здоровых и убивая живых не столько огнем и железом, сколько своим погибельным языком.

Что это за мир и согласие предлагают они бедным народам? Не хотят ли и не мечтают ли, будто весь мир, одобрив и согласившись с их злостным и надменнейшим невежеством, успокоит их лукавую совесть, тогда как сами они не хотят ни принять, ни согласиться, ни подчиниться никакому закону, справедливости и учению: ведь во всем остальном мире и в прошлых веках не было такого несогласия и разноголосицы, как меж ними. Ибо среди 10 000 подобных учителей не сыщешь одного, у которого бы не было собственного катехизиса, если уже не обнародованного, то готового к обнародованию, о том, что он не одобряет никакого другого установления, кроме своего, находя во всех прочих, что осудить, отбросить и подвергнуть сомнению; среди них есть даже такие, что противоречат сами себе, отметая сегодня то, что они же писали вчера. Что они успели, какие обычаи сами вводят и внушают другим в делах справедливости, милосердия, сохранения и увеличения общественных благ? Воздвиглись ли благодаря их доктрине и учительству академии, университеты, храмы, больницы, коллегии, школы и заведения для искусства и науки, или же где все это раньше было, так и осталось по-прежнему со столькими же факультетами, как до их прихода и появления меж людьми? Дальше – пусть посмотрит Суд, – увеличилось ли все это благодаря их заботам или же по небрежности их уменьшилось, пало в развалины, разрушение и рассеяние? Завладевают ли они чужим имуществом или же увеличивают свое собственное добро, и, наконец, те, что перешли на их сторону, увеличивают ли и устраивают ли общественное благополучие, как делали их противники и предшественники, или же совместно только тратят, разрушают и пожирают, а отвергая дела, уничтожают всякое усердие к созданию нового и к поддержке старого?

Если все это так, если они будут упорствовать в своем убеждении, если и после предупреждения заявят себя вовсе неисправимыми, то Юпитер поручает Суду– под страхом немилости и потери занятой должности – рассеять, погубить, изничтожить и выбросить их с какой угодно силой, мощью и ловкостью так, чтоб и самое имя столь заразного семени было забыто. А все поколения Земли призывает Юпитер – под страхом разорения – вооружиться в защиту Суда до окончательного приведения в исполнение декрета Юпитера против этого позорного пятна мира.

Саулин. Я думаю, София, Юпитер не захочет так строго и окончательно осудить этих несчастных, не попытавшись предварительно их исправить, и, дав понять свое заблуждение и злословие, призвать к покаянию.

София. Так, хорошо. Потому-то Юпитер и приказал Суду действовать следующим образом. У них должны быть взяты все имения, приобретенные теми, кто проповедовал, славословил и наставлял милостыне, оставленные и завещанные теми, кто благотворил и верил в их дела, и упорядоченные теми, кто верил, что эти благотворения, благодеяния и завещания есть угодное богам. Таким образом уничтожатся плоды деревьев, что выросли из ненавистного им семени, а сами они станут поддерживать себя, сохранять, защищать и питаться только теми плодами, теми подаяниями и пособиями, которые приносят и приносили верующие, одобряющие и защищающие их мнение. Да не позволено будет более похищать и насильно захватывать то, что для общей пользы, свободно и с благодарностью, совсем в других целях и с другими средствами, создали и посеяли другие. Да удалятся они из этих якобы оскверненных домов и не едят от хлеба отлученных, но да идут жить в чистых и никому не принадлежащих домах и питаются там пищей, приуготовленной им посредством реформированного закона вновь этими благочестивыми личностями, которые так пренебрегают деланием дел и только по какой-то нелепой и глупой фантазии считают себя небесными царями и сынами божьими, а на самом деле более верят и полагаются на пустую бычью и ослиную веру, чем на полезное и великодушное дело.