Книга Аутодафе - Эрик Сигал

Именно в эту твердыню святости и сослали Дебору Луриа.

Прощание в нью-йоркском аэропорту сопровождалось слезами, хотя отец, в отличие от мамы и брата, не давал им вырваться наружу. Проходя вместе с толпой пассажиров на борт лайнера компании «Эль-Аль», Дебора повторяла молитву, подходящую для путешествующих самолетом:

Если я вознесусь на небо, да пребудешь там Ты…

Если я взмахну утренними крылами

И сгину в пучине морской,

Твоя длань и там станет вести меня,

И Своей правой рукой Ты будешь держать меня.

Поначалу от горестных мыслей ее отвлекала суета бортпроводников, ублажавших пеструю и суматошную массу пассажиров — в особенности тогда, когда часть их вдруг объявила, что настало время молитвы.

Но, несмотря на эти отвлекающие моменты, все ее мысли очень быстро вернулись к постигшей ее каре — утрате матери, отца, семьи.

И Тимоти.

Она не могла дать объяснение тем странным чувствам, которые он в ней пробудил. Разве их отношения не были вполне невинными? Да и едва ли кто-нибудь назвал бы их «отношениями».

Она думала о том, какую цель мог преследовать Господь, когда свел их в этой жизни — по крайней мере, подвел на такое близкое расстояние друг к другу — с тем, чтобы тут же безжалостно разлучить. Может, это было ниспосланное ей испытание?

Еще долго после того, как в салоне притушили свет, чтобы пассажиры могли поспать, до нее, вместе с гулом моторов, доносились детский плач и бормотание молящихся. Полумрак скрыл ее слезы — посторонние звуки заглушили рыдания.

Наконец она заснула. Ее не разбудила даже промежуточная посадка в Лондоне, когда на борт поднялись новые пассажиры.

Следующее, что она услышала, был бодрый голос стюардессы: «Дамы и господа, вы можете видеть берега Израиля. Наш самолет совершит посадку через десять минут».

В динамике раздалась песня «Мы принесли вам мир», и сердце Деборы вдруг наполнилось восторгом.

Вот она, Святая Земля. Колыбель ее веры. В духовном смысле это было возвращение на родину после долгих веков изгнания.

Медленно продвигаясь к выходу и спускаясь затем по трапу к окутанному знойным маревом летному полю, она повсюду видела людей в военной форме. Эта страна была на осадном положении.

Кроме того, ее поразило, что, хотя здесь были одни евреи, внешне далеко не все походили на ее бруклинских соплеменников. Некоторые солдаты были смуглее пуэрториканцев, которых она тоже встречала в Бруклине. В здании терминала за стойками паспортного контроля сидели одни женщины — и черноглазые смуглянки, и веснушчатые рыжие. Были даже блондинки, похожие на скандинавок. И только когда людской поток бесцеремонно вынес ее на душную улицу, она увидела лица, показавшиеся ей знакомыми.

В конце отгороженной вереницы людей, выкрикивающих приветствия на всех мыслимых языках, стояла женщина средних лет. На ней было темное платье с длинным рукавом, в руках она держала табличку с надписью «Луриа». Когда Дебора подошла, женщина обратилась к ней на идише: «Бист ду дер Реббес Тохтер?»[14]

— Да, — ответила она, вся потная и выбившаяся из сил. — Я Дебора.

— Меня зовут Лия, — отрывисто произнесла женщина, — я жена ребе Шифмана. Машина вон там стоит.

Она повернулась и быстро зашагала в указанном направлении, а Дебора поплелась сзади, с трудом волоча свой багаж.

Разглядев Лию Шифман получше, она испытала шок. Показавшаяся ей издали немолодой, она была на самом деле женщиной лет двадцати пяти, изможденной, с безжизненным взором и бледным лицом.

Примерно в ста шагах их ждала машина. Дебора приготовилась увидеть какую-нибудь допотопную развалюху, но это оказался дизельный вариант «Мерседеса» с надписью «Такси» на крыше.

Пока водитель пристраивал вещи Деборы на крышу, Лия представила ей остальных пассажиров, свою сестру Браху — одетую точно так же женщину с ребенком на руках — и ее мужа Менделя, молодого человека с бородой и сосредоточенным взглядом.

— Шалом, — хором произнесли муж с женой. Это было первое приветствие, услышанное ею на израильской земле.

Ей бросилось в глаза, что мужчина демонстративно отвел глаза. Он не позволит бесовскому промыслу застигнуть себя врасплох.

Интересно, что им известно? Сказали ли им о ее прегрешении?

Как бы то ни было, чтобы выжить в новых для себя условиях, ей придется завоевывать их симпатии. Иначе они и впредь будут от нее отворачиваться, как сделал сейчас Мендель, вступивший в увлеченную дискуссию с водителем.

На полпути к Иерусалиму у Брахи на руках заплакал ребенок, и мать принялась напевать ему колыбельную, которую Дебора помнила с ранних лет. Сейчас это лишь усилило испытываемое ею отчуждение. Но она попыталась сохранить учтивость.

— Прелестный малыш, — сказала Дебора. — Мальчик или девочка?

— Мальчик, хвала Всевышнему, — ответила женщина. — Девочек у меня уже три.

Через открытые окна в машину проникал воздух, напоенный ароматом сосен. Меньше чем через час мрак Иудейских гор расступился перед оазисом света, распространявшего свое зарево далеко ввысь. К удивлению Деборы, ее спутники не выказывали никакого волнения при виде священного города Иерусалима. Никто не издавал ни звука.

В ночной тьме они добрались до узких улочек Меа-Шеарима. То тут то там в окне мелькал одинокий огонек лампы — это какой-нибудь ученый-богослов корпел над священным текстом.

Такси остановилось на углу улицы Шмуэль-Салант, и они вышли.

Миссис Шифман повозилась с ключом, дверь со скрипом отворилась, и они вошли, Дебора позади всех.

За столом сидел тучный мужчина с тронутой проседью бородой. Стол был накрыт клеенкой, что наводило на мысль, что днем эта комната используется как столовая.

Хозяин поднялся и оглядел Дебору с головы до ног.

— Стало быть, вы и есть дочь рава Моисея. Ну, что ж, со здоровьем у вас, кажется, все в порядке. Да убережет вас Господь от злого глаза!

От неимоверной физической усталости, усугубленной разницей во времени и эмоциональным истощением, Дебора не знала, что ответить. Единственное, что пришло ей в голову, было:

— Благодарю вас, ребе Шифман, что согласились меня принять.

— Уже поздно, — проговорил в ответ хозяин и повернулся к жене: — Покажи ей, где она будет спать.

Лия смерила Дебору взглядом, кивнула и направилась в заднюю часть дома, где в узкий коридор выходило несколько дверей.

Она открыла одну из них.

— Сюда. Я выделила тебе кровать у окна.

Только сейчас Дебора различила звуки. В этой крохотной комнате были еще люди, она слышала их сонное дыхание. В тусклом свете коридорной лампочки она разглядела три узких кровати, втиснутых в комнату. На двух виднелись маленькие фигурки, прикрытые застиранными одеялами.