Книга Бэзил Хоу. Наши перспективы - Гилберт Кийт Честертон

В следующее мгновение они уже выписывали, то и дело сбиваясь, первую фигуру. Валентин, мысли которого путались, забыл даже то немногое, что умел, и в полной беспомощности послушно следовал за Кэтрин.

– Какой веселый танец, – бросила Гертруда, обращаясь к Кэтрин через плечо Люсьена, пока Валентин проделывал cavalier seul, точнее, как казалось ему самому, бесцельно топтался на месте в ожидании, когда ему вернут его партнершу. Кэтрин ничего не ответила, но уловила в словах Гертруды намек на то, что партнер выставляет ее в смешном свете, и слегка рассердилась.

– Мне наскучило танцевать, – сказала она Валентину, – а эта пара, кажется, готова занять наше место. Не лучше ли нам отойти в сторону и присесть?

– С превеликим удовольствием, – ответил Валентин, восторженное смятение которого нарастало с каждой секундой.

Тратить из пустой вежливости эти великолепные мгновения новой жизни и страсти на глупый танец казалось ему совершенно невозможным. Он поковылял за Кэтрин к стулу в углу залы. Гертруда страшно рассердилась на себя за допущенную оплошность. Пары танцующих поспешно перестроились, освободив центр, и она вместе с остальными отошла в сторону, следуя взглядом за теми двумя и не видя больше никого, раздосадованная, озадаченная и бессильная что-либо сделать. Легкомысленная и часто дерзкая, она сама не заметила, какой громадной гордостью прониклась за свою семью, за счастье своих сестер и их взаимную любовь, сколь священным и неприкосновенным для посторонних было для нее их единство. Но вот появился этот поэт и пустослов, пришел, чтобы разрушить их эдем, и она сразу ополчилась на него. И все же она не могла отрицать после всего, что видела и что знала о нем, что он чист, честен, не лишен идеалов и вполне способен составить счастье доброй и благородной девушки. Она кусала губы от досады, думая, что не только не может повлиять на происходящее, но не в силах даже решить, как относиться к рождающемуся у нее на глазах роману Она готова была отдать все на свете, даже новые платья, за одного-единственного здравомыслящего друга, с которым можно было бы посоветоваться и отбросить или же подкрепить свои подозрения. Но она давно уже предпочитала не иметь друзей. Маргарет была трезва и рассудительна, но всей душой ненавидела ответственность. Это был один из немногих случаев за все те ветреные годы, когда Гертруда вдруг почувствовала одиночество и опустошенность. Но в этот момент музыка вторгалась в ее мысли, заставив отвести пылающий взгляд от того угла, куда, поглощенные беседой, забились Кэтрин с Валентином. Она нехотя взглянула на своего визави, и в это мгновение комната вдруг поплыла у нее перед глазами.

Она пришла в себя через какую-то долю секунды, так что посторонний человек даже не заметил бы ничего особенного. Посреди залы, прямо напротив нее, кротко возвышаясь над маленькой и невзрачной пожилой дамой и ведя с нею учтивую беседу, старательно выделывал па джентльмен – все та же худощавая, статная фигура, узкая белая манишка, смуглое остроносое лицо, словно ни пять, ни тысяча лет не способны были его изменить.

– В исходное! – скомандовал Люсьен, самозабвенно отдаваясь мальчишеской страсти к музыке и танцам. Оркестр заиграл, и, мгновенно побледнев, слыша не столько музыку, сколько удары собственного сердца, рвущегося наружу из затвора, на который она его обрекла, Гертруда Грэй двинулась навстречу Бэзилу Хоу, словно бы преодолевая расстояние в пять долгих лет. Он тоже подошел к ней, следуя установленному порядку, поклонился и вернулся на прежнее место. Гертруда на секунду запнулась, а затем, с внезапным торжествующим воодушевлением, накрывшим ее радостной волной, отчего ей захотелось смеяться и плакать, вспомнила, насколько в его духе было не устраивать сцены во время танца, а чинно и церемонно выполнять в этот решающий момент все эти глупые па. Ни льстящая самолюбию страсть, какой дышал Валентин, ни даже самые благородные подвиги в мировой истории не могли бы заставить ее сердце колотиться с такой силой, как эта мелочь, которая была настолько “в его духе”.

Фигуры танца сменяли друг друга, и Гертруда, словно в полусне, то кружилась на месте, держась за руку Люсьена, то на мгновение касалась руки Бэзила, стоя в длинной череде дам. Ее радовали бессмысленно-игривая музыка и вся эта странная чехарда, необходимость безмолвно вышагивать туда и обратно, нелепо подскакивая в самых неподходящих местах, в то время как тайное торжество переполняло сердце.

Когда же музыка смолкла, группы танцующих рассыпались, двое молодых людей, одновременно оставив своих партнеров, встретились на середине залы. Она протянула Хоу обе руки, он, страдальчески взглянув на девушку, слегка пожал их и отвел взгляд. Румянец вернулся на ее лицо – это легкое рукопожатие было красноречивее слов. Она чувствовала себя так, будто этих долгих лет не было и они снова стояли у той самой изгороди над морем, где она в последний раз пожимала его сухую смуглую руку и заглядывала в его печальные серые глаза.

– Если хотите, можно попросить кого-нибудь представить нас друг другу, – были его первые слова, – и мы станцуем еще одну кадриль.

– Нет-нет, не стоит, – сказала она, и спазм то ли слез, то ли смеха перехватил ей горло. – Давайте выйдем куда-нибудь, мистер Хоу, присядем – и поговорим.

– С удовольствием, – ответил он, как всегда, стремительно. – Я буду сидеть, а вы говорить. Куда же мы пойдем?

– Может быть, в оранжерею? – спросила она, робко улыбаясь.

– Меткий удар, какой меткий удар! – пробормотал он. – Что ж, я это заслужил.

Он первым направился в сторону оранжереи, с безумным замечанием подобрав по дороге чей-то веер и обменявшись парой реплик с невзрачными дамами, с которыми недавно танцевал. На лице Гертруды застыла безотчетная улыбка, ее горящий взгляд блуждал по зале. В несколько стремительных шагов Хоу достиг оранжереи и распахнул дверь. Прямо перед ним в этом зеленом убежище, на диване среди подушек, сидели двое. Одной была Кэтрин, алый румянец вспыхнул на ее щеках, и она от неожиданности чуть не сломала свой веер, другим же был тонкий молодой человек с темными, сияющими от волнения глазами. Мгновение Хоу глядел на них, и его смуглое лицо странно напряглось, затем он закрыл дверь, обернулся и вопросительно посмотрел на Гертруду.

Глава 5

В которой три неромантичных человека держат военный совет

Гертруда легко разгадала выражение его лица, поняла, что он увидел, о чем подумал и о чем предпочел промолчать.

– Мистер Хоу, – проговорила она почти шепотом, – вот почему мне так вас не хватало. Моя сестра почти влюбилась, а я никак не могу понять, что же мне делать. Только не подумайте, – добавила она, вдруг испугавшись его задеть, – не подумайте, что вы были мне нужны только поэтому. Это… это были очень долгие пять лет.

Его лицо исказилось, словно бы от резкой боли, но Гертруда помнила, что так на этом лице отражается радость. Он сказал только:

– А ее приятель тоже попался в ловушку?

– Думаю, да. Кажется, он тоже любит ее. Но я так мало его знаю: он поэт, а я не верю поэтам. Скажите же, что мне делать!